Любовь Кукушка: Английские ботиночки

И так каждый день. Не один час, бывало, мучил его своими дознаниями. Виктор послал очередной рапорт начальству – с просьбой о переводе его в лётный полк, и в очередной раз ему было отказано, не без помощи того самого особиста.

В тот учебный день Артур сам был у штурвала. Виктору нравился этот курсант – сообразительный, аккуратный, чувствующий машину как себя. Они выполнили все задания и повернули назад. Посадку самостоятельно Артур ещё ни разу не выполнял, хотя был абсолютно готов к этому. И сегодня как раз Виктор ему это доверил.

Вдали горели огни аэродрома. На западе багровел необычно яркий закат, небо уже начинало темнеть. Артур уверенно вёл машину. Приземлился идеально. Душа пела. Он обернулся с улыбкой, но Виктора в кабине не увидел. Сначала растерялся, а потом холодок пополз по позвоночнику. В замешательстве Артур стоял около самолёта, оглядываясь по сторонам. Как будто надеясь увидеть инструктора. На фоне уже почерневшего неба всё ещё полыхал кровавый закат.

Затаскали на допросы.

– Ну рассказывай, немец, всё как было, – ухмылялся особист.

Расстроенный и усталый от всего произошедшего, Артур в который раз повторял:

– Я был за штурвалом. Инструктор меня спросил: «Ты аэродром видишь?». Я сказал: «Вижу». – «Сам посадить сможешь?» – «Смогу». Он меня похлопал по плечу: «Молодец, ну давай». Больше я ничего не слышал. А когда посадил самолёт – его не было уже в кабине.

– Да ну?

– Так и было, товарищ капитан. Всё как есть рассказываю.

– Не знаю, не знаю. Как-то всё у тебя, Хенкель, просто получается. Как тебе, немцу, верить? Будем разбираться – что вы там с ним против Родины и товарища Сталина замышляли, – дымил курсанту в лицо Троекуров. – Ну ладно, на сегодня свободен.

С тяжёлыми мыслями выходил от него Артур. Потом-то он вспомнит, как перед вылетом Виктор долго смотрел в небо. Прощался. А небо было огромное, чистое, голубое и ни в чём не виноватое.

Искали тело, двигались шеренгой, пересекая местность по курсу самолёта. Нашли. Лежал на спине – застывшие глаза его смотрели в небо, которое он так любил. В нагрудном кармане комбинезона – записка, чтобы курсанта ни в чём не винили. И тут же, внизу – привет любителю долгих разговоров капитану Троекурову.

Хоронили всей лётной частью, курсанты смотрели хмуро. Отдали прощальный воинский салют. Влюблённая в него юная повариха Катюша плакала долго и безутешно, как ребёнок. Видно, это было первое её большое горе. На могиле вместо креста установили пропеллер.

А через месяц особист пропал. Вроде в район вызвали. И как в воду канул.

Слухи разные ходили. Потом пришли на квартиру из милиции, собрали его вещи под опись и унесли. С тех пор его больше никто не видел. А на его место майора прислали. Неразговорчивого.

Бог ей послал жизнь долгую – аж надоело жить. По крайней мере, она так говорила всем, когда ей перевалило за восемьдесят. А впереди ещё была жизнь, ещё годы и годы. Нужные – не нужные, напрасные – не напрасные? Оказалось, не напрасные. Неисповедимы пути Господни.

Родилась Нина в Калужской губернии в маленькой деревеньке Тёмкино, где жила её бабушка по отцу Аграфена Даниловна. Тихая, застенчивая Дуся (мать Нины) замуж вышла по большой любви за разудалого гармониста Александра Полубояринова, сына бабы Груши. Он действительно был каким-то полубоярином. Породистый, высокий, с длинными руками и ногами, да к тому же блондин с голубыми глазами. Нина вся в него и удалась.

Папаша был легкомысленным, любил ходить с гармошкой по деревне, посвистывать, глазами постреливать, девок заманивать. Это ему удавалось легче лёгкого. Все диву дались, когда узнали, на ком он жениться собрался. Ну никак не для него цвела скромная умница, которая за всю свою жизнь не сказала ни одного ругательного слова, не обидела ни одну живую душу. Дуся влюбилась сразу и бесповоротно.

Или он, или жизнь не нужна. Его испугала эта бездонность её чувства, эта её готовность стоять на краю пропасти и спокойно шагнуть, если что…

Свадьба была шумная, пьяная и какая-то тревожная. Время было такое – 1918 год.

Неразбериха в стране – белые, красные, петлюровцы, махновцы. Где ж тут разобраться рядовому гармонисту или неграмотной девчонке? Куда идти, с кем? Чью сторону брать? К кому присоединяться, под чьи флаги вставать и завоёвывать себе лучшую жизнь? Обещаний все много раздавали – только пошли с нами. Крестьянское чутьё или изворотливый ум, но гармонист сообразил, что соваться никуда не нужно (дальше от царей – голова целей), сумел прожить эти годы тихо и тем самым сохранил свою семью.