Мария Солодилова - Незастёгнутое время

То же привычное тепло, в доме чисто по-городскому. В углу – чем-то знакомая махина, проигрыватель «Урал» – дома когда-то был такой же, под него закатывались пуговицы, монеты, карандаши, но особенно было жалко ручку – в белой кофточке и синей юбке, с толстым, блестящим стержнем… Почему-то подумалось, что можно её сейчас достать…

Рита прилегла на диван и не заметила, как заснула. Проснувшись, глянула на часы и поняла, что встали. Вышла на крыльцо с книгой под мышкой. Женька, поливавший из шланга уже блестящую «мышь», обернулся.

– Как для тёщи-то старается, намывает…

Женька смущённо отвернулся и снова взялся за машину, как ни в чём ни бывало.

– Что это, баба Аня?

– Яблоки мочёные. Принести?

– Да нет, я сама…

Но она уже спускалась в погреб, из которого тарахтящим насосом выбрасывало воду в большую лягушачью лужу.

Яблоки были огромные, вроде тех казахстанских с голову первоклассника, что Рита и за четыре перемены не могла доесть, но уже слегка пьяные… Дома яблок не мочили…

– Это из бывшего барского сада яблоки… Многие уже дичают… Мы себе пытались отсадить черенок – не приживается…

– А далеко сад?

– Да возле пруда, можно будет сходить… Там родничок, мы всё равно вечером за водой пойдём… Из колодца – только на полив берём…

Снова какая-то иная, непостижимая жизнь, в которой Рита чувствовала себя песчинкой в вихре, каплей в дожде – маленькой, бессмысленной… Горожанин вообще странно чувствует себя в деревне посреди постоянной, непонятной работы, совершающейся ежедневно.

Вечером «вьюноша» позвал её гулять, и Рита пошла – в доме было душно, телевизор работал почти на полную мощность…

Голова кружилась от воздуха, но хотелось ещё и ещё нюхать его – уже чувствовалось в нём бело-розовое цветение яблонь, что-то от травы, от земли.

Женька расспрашивал о Москве, говорил, что мечтает там жить – всё узнать, всё посмотреть… Рита слушала его и не представляла – что бы с ним стало в столице, если здесь он целый день занят работой… Не видеть обвалившихся погребов, растащенного на дрова детского сада, тихо спивающихся мужиков…

Он приобнял Риту за талию – осторожно, боясь, что она сбросит руку, а она будто оцепенела, представляя, что это Игорь обнимает её так – тепло и нежно…

– Замёрзла?

И ведь действительно замёрзла, и так не хотелось отрываться от этих больших тёплых рук…

– Угу. Пошли, согреемся…

– Я тебя согрею…

Расстегнул куртку и приблизился к ней, делясь своим теплом, будто распахивая рёбра с живым горячим сердцем. Это было так естественно и открыто, что невозможно было вырваться и убежать… И главное – так естественно и совершенно серьезно, что невозможно было представить, что он может её обидеть или, соблазнив, бросить, как пелось сегодня в этих долгих, красивых песнях… Но и дальше так стоять, пропитываясь его теплом, нельзя, потому что иначе от него не уйти, а с Игорем…

– Пойдём, а то ноги мёрзнут, я же без носков… И комары – сволочи…

– Я бы хоть свои дал, если б знал…

– Днём думала – что бы ещё снять, чтоб не упариться, а ночи-то ещё холодные…

Пошли, качаясь, как пьяные. Рита почти засыпала в его огромной куртке, пахнущей свежим хлебом и ветром.

Спустились к чёрной, невидимо журчащей реке, мимо двух засохших, двухметровых репьёв. Хорошо, что можно, закрыв глаза, вжаться в его плечо… Но никогда не сумела бы ему признаться в этом детском страхе…

Звёзды – все стрельцы, козероги, волопасы, опрокинутый медвежий ковш – смотрели на них сквозь рваную сетку сухих веток.

– Что там?

– Большую Медведицу вижу, вот Малая, а дальше не знаю… Астрономия в школе прошла мимо меня…

– А у нас и не было…

Видно, это было его любимое место – тихо, успокаивающее журчание реки, но Рита всё время помнила, что обратно надо будет снова проходить эту иссохшую жуть… Она тонула под такими же высоченными, жилистыми репьями – отец вытащил… А потом кидался в волосы их хищными красноватыми головками… Она боялась и молчала, пересиливая себя… Даже научилась проходить будто бы спокойно, когда сердце дрожало и билось… Она помнила, как сомкнулась над ней вода, как она боялась крикнуть, чтобы не впустить её в себя… Но вода – это что-то живое, нестрашное…

Ветер раскачивал ветви, репьи страшно кренились…

– Пойдём?

Он молча пошёл вперёд, протянул ей руку, помогая подняться. До самого дома шли молча. Женька как будто снова хотел её обнять, но Рита чувствовала – что-то ему мешает.