Права Арина получила ещё до свадьбы, гоняла на родительском «Москвиче». Вышла замуж – машину отдали брату, а он разбил всмятку, едва сам жив остался…
А во время, которое Арина Петровна иносказательно называла «нашей бедой», а Рита – арестным годом, и прошения с адвокатом писали, и «жучка» из рулевой колонки выковыривали, и в саму Москву, в Верховный суд ездили на этой самой серой «шестёрке», которую тогда же конспиративно называли «наша мышь», чтоб кагебешники лишний раз мозги поломали…
Тогда ещё Москва была чужой, необжитой и необъезженной, а сейчас…
Рита расстегнула куртку. Металлические заклёпки нагрелись до боли и чёрная кожа, потёртая некогда слева на плечах Арины Петровны, теперь натиралась справа ремнём безопасности, таким же горячим и касающимся шеи при резких движениях.
– Застегнись, простынешь… И зря ты кофту не взяла, только из больницы…
– Не простыну…
– Не слушаешь мать, а потом опять будешь дохать… Витамины пьёшь?
Опять о себе в третьем лице… Арестный год её сильно изменил – почувствовала в себе дремавшую прежде волю, научилась добиваться своего, только вот теперь невозможно было поговорить с ней о чём-нибудь, как было в то короткое время, когда они втроём – мать и дети – стали единым целым… Невыносим этот командный тон…
– Да, да…
Забыла витамины… Но об этом лучше потом… На коленях – драной кошкой – потрёпанный «Обрыв» хотя в пробках всё равно не почитаешь…
– Сейчас уже выезжаем на трассу, разгонимся, – мать обернулась к Рите хамелеонистыми, ничего не выражающими солнцезащитными очками, но радость в её голосе чувствовалась так явно, что Рита будто бы увидела этот взгляд линяло-голубых глаз, слезящихся от ветра.
После светофора ветер потёк быстрее, а деревья превратились в зелёную дымчатую ленту, вроде тех, что Рита вплетала в косу, чтобы хоть как-то разбавить нескончаемый траур школьной формы. И Арина Петровна уже не думала о том, что отпуск ушёл на бесполезное выбивание долгов, что Мишку в Москву не отпускают – только скорость и пыль.
Внезапно ветер сильно загудел, и Рита, увидев в темнеющем небе мигающие огни самолёта, поняла, что задремала.
– Скоро приедем… Нас уже заждались, наверно…
Каким-то чудом мать нашла двоюродного брата в Подмосковье, восстановив давно прервавшиеся связи, и теперь увлечённо, скороговоркой рассказывала о новообретённой родне. Рита знала только, что однажды мать не отпустили на какие-то там похороны, да у бабушки с дедом изредка поминали какую-то тёмную историю родственного брака, а это – ещё большая путаница. С Урала ехали две большие сумки вещей для погорельцев, но уже родственников родственников, как поняла Рита. Красная сумка не закрывалась, был виден край чёрно-бело-сиреневого платья, в котором была на выпускном в школе, а потом уезжала из Челябы домой с двойкой по литературе… Москва… А всё равно нет сил смотреть…
Машина уже поползла по мелкому, стреляющему из-под колёс гравию, подъезжая к двухэтажному длинному дому.
Встречала тётя Тоня – крепко сбитая, энергичная, очень похожая на деда, хотя это была жена маминого брата. Говорила она как-то смешно, на я, предлагая жирные, заправленные майонезом салаты, ветчину и сыр, да чай из старого электросамовара, плевавшегося остатками кипятка и бледно-рыжими хлопьями накипи.
Вскоре с работы пришла старшая – Тася, почти ровесница Рите, только выглядящая намного старше из-за плотной фигуры и особой основательности в движениях, какая дается серьёзным и ответственным людям, а за ней – девятилетние двойняшки Вика и Витя. К счастью для Риты, до мамы и тёти Тони, занятых разговорами, вдруг дошло, что время уже позднее.
Двойняшки угомонились быстро, а Тася ещё долго трандычала про какую-то там Юльку, убитую женихом.
– Пять ножевых ранений в живот, и все руки изрезаны – видать, защищалась… Говорят, вроде даже беременная… вот сволочь, а? Сколько ему светит по новому кодексу – узнать бы… А тоже дуры бабы, давай ему про первого рассказывать, хотя он пьяный был, а уж пьяный-то известно что…
– Ну всё, девочки, спать, – зашла тётя Тоня. – Завтра в шесть подниму.
– На новом месте приснись жених невесте, – шепнула Тася сверху, и Рита заснула на нижнем ярусе, где простыня для неё была заботливо прогрета тёть Тониным утюгом, хотя из разбухших рам сквозило сыростью.
…Кот мурлыкал и тёрся об ноги… А то вдруг, следя за мухой, принимался скакать, запрыгивая на солнечный подоконник, Рита его сгоняла, боясь, что опрокинет горшки с фиалками и геранями. В соседней комнате Мишка включил телевизор…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу