– Эвакуация? – переспросил у радиотрубки Ключик-младший. – Нет, я не согласен.
– Не согласны? – с готовностью отозвался тенор, будто только того и ждал. – Великолепно. Тогда я отмечу вас как отказника и переправлю жалобу в муниципалитет. Та-ак. Девичья. Десять. Ключко. Валентин. Эвакуация. Отказ. Статус? Потерпевший. Отправлено. Всё, Валентин Юрьевич, ищите ваш запрос в электронном муниципалитете под номером…
Управляющий повеселел, цифры диктовал празднично, однако Валентин Юрьевич Ключко номер не записал – некуда было и нечем. Он машинально распрощался с тенором и, слушая короткие гудки, стал обдумывать, чем грозит отказ от эвакуации и к чему обязывает законопослушного гражданина статус потерпевшего.
Грубая настройка скелета автомобильного кузова была закончена, можно бы взяться за доводку, но Ключик заметил вдруг, что мажет мимо меток привязки «Прерваться надо бы», – решил он и потащил с головы шлем. «Экая тьма за окном, не хуже чем в мастерской. Который час?»
На стенных часах, с анероидом которые, восемь с четвертью, вечер. Семьсот сорок два миллиметра на барометре. Валентин кряхтя вылез из кресла – ноги-руки затекли, в глазах пятна, мутит, – постучал по выпуклому стеклу. «Вот оно что». Остроносая стрелка перескочила на дождь. «Семьсот тридцать, потому и мутит», – подумал артмастер, но тут же понял: не виновата погода, просто очень хочется есть. «И опять пересидел в шлеме. Забылся». Инструкция предписывала после двух часов работы перерыв, но как прерваться, когда держишь в каждой руке по оси, локтями правишь радиусы кривизны, а правой ногой тянешься выключить тупой сплайн-аппроксиматор. Или когда мечешься подобно ошалевшей мухе из одной точки обзора в другую, силясь понять, в какой момент летит к свиньям перспектива и вырастает на спине модели квазимодов горб. «Ночью снова будут мучить кошмары, одно спасение – плотно поесть». Ключик поплёлся на кухню, на ходу соображая, осталось ли в холодильнике съестное или придётся переться на ночь глядя в супермаркет заготовлять фураж. Жены вроде бы нет дома? Ленка!
Задавленная темнотою память ожила. Ленка так и не перезвонила. Квартира с видом. Женечка. Пыль. В супермаркет не выйти. Стальная леди. Арестант. Погонщик слонов. Эвакуация. Потерпевший.
Ключик переменил намерение, не направо по коридору в кухню (всё, что там было, почато вчера и доедено утром), а налево, в гостиную повернул. Из окна выглянуть. На подоконнике телефонная трубка. «Ну да, тут я её и оставил, когда решил: чем тратить время на муниципалитет, лучше возьмусь за работу. Посмотрел в окно, подумал…»
– Да, я подумал о том, как буду за жратвой со второго этажа выбираться. Подумал я так и решил: а ну его к чёрту, потом позвоню в мэрию, пусть там решают, как помочь потерпевшему. А ведь можно было бы…
Валентин вытянул из кармана джинсов связку соседских ключей. «Можно к Вельможным спуститься и через их окно вылезти на улицу, – подумал он, погремел ключами, поморщился. – Ну нет. После того, что на прощание наговорила Василиса? И я ей. Лисе Вельможной. Я тоже хорош. Нет, ноги моей там…»
В памяти ожила склока, зашевелилась, как в мешке дикобраз.
***
Василиса принесла ключ последней, с неделю назад. Не переступая порог, протянула ногтистую пухлую лапку ладонью вверх и, старательно не попадая в глаза, проговорила с ненатуральной живостью:
– Привет, Ключик. Ма сказала, ты заделался ключником?
Помолчала, заметила, что похожий на золотистую рыбку ключ не исчезает с ладони; глянула, отвернулась и снова буркнула в сторону:
– На, возьми.
Каблучок лисьей туфельки нетерпеливо прицокивал по плитчатой нижней веранде. Поскрипывала натянутая на телесах Василисы дорогая тиснёная кожа куртки. Круглое, замакияженное наглухо личико выглядело как обычно, но что-то произошло с голосом. Выцвел.
Валентин поймал рыбку за брелочный хвост и с некоторым опозданием поздоровался:
– Привет, Василиса.
Повисла пауза. Вельможная молча смотрела в сторону; артмастер с профессиональным интересом изучал массивную пустяковину, украшавшую собою мочку лисьего уха.
– Больше ничего не хочешь сказать, кроме привета? – бесцветно поинтересовалась, выждав, сколько хватило терпения, соседка снизу.
Ленка Викторовна уверяла Ключика, что Василиса к нему более чем неравнодушна. Повторив много раз собственное измышление, сама в него поверила и поэтому относилась к девушке с ревнивым высокомерием. Ключик, знавший соседку с того дня, как её торжественно привезли из роддома, жалел девчонку, считая глупышкой и несчастливицей. Властная мать, отец – запойный философ, вечно вокруг истерический ор. Даже чёрный вальяжный кот Вельможных, названный в честь главы семьи Василием, и тот подвергался остракизму ежедневно за распутный нрав, хоть и не был пойман на горячем ни разу. Может ли в таких условиях расцвести бледненькое растеньице? Неудивительно, что ушла из дому лет шестнадцати и с тех пор появлялась на Девичьей редко. Не странно, что регулярно попадала в истории. Вполне естественно, что за помощью обращалась не к матери (та, громогласно скандаля, нередко обзывала дочь потаскухой), а к соседям. Выглядела при этом, несмотря на попсовый прикид, жалко, и Ключик её жалел. «Вправду что ли она ко мне… – покаянно размышлял он, сжимая отобранный у Василисы ключ. – Боится потерять и потому в глаза не смотрит? Не хочу ли я ей что-то сказать?.. Но что?»
Читать дальше