Борис Крижопольский - Солнце, тень, пыль

יקסלופו׳זירק סירוב

,לצ,שמש

…קבא

Издательство Книга Сефер

https://www.kniga-sefer.com/

https://www.facebook.com/KnigaSefer

book@kniga-sefer.com

kniga@kniga-sefer.com

Когда раздался звонок, я был готов. Он уже существовал некоторое время, этот звонок – до того, как материализовался звуком в трубке телефонного аппарата. Он носился в воздухе, излучался с телевизионных экранов, читался между газетных строк.

«Приказ номер восемь» – этим безликим словосочетанием обозначается экстренный призыв резервистов. Страна перманентно ведет те или иные боевые действия, но пока воюют срочники – это рутина. Призыв резервистов означает войну. Слово «война», как грозный Тетраграмматон – не произносится вслух. «Приказ номер восемь» просто эвфемизм, заместительное название той безликой и неумолимой силы, которая, как вихрь, подхватывает нас, вырывает из привычных условий жизни и бросает в неизвестность.

Я, уже в форме, но еще без оружия, усаживаюсь на заднее сиденье автобуса. Позади – спешка сборов, впереди – неизвестность. А пока я в дороге, у меня есть еще пару часов относительной свободы, и я стараюсь разобраться в своих ощущениях. Дорога, вообще, располагает к размышлениям.

Идет дождь. В такую погоду сидеть бы дома с хорошей книгой и стаканом чая, и, глядя в окно, радоваться теплу и уюту. Дробный стук по крыше и стенкам автобуса то учащается, превращаясь в сплошной гул, то замедляется, распадаясь на отдельные удары. И тогда, сквозь залитое струями стекло, становится видно море. Море, сопровождающее все мои уходы и возвращения. Сейчас оно сумрачное, недоброго свинцового цвета. Волны дыбятся и тяжело обрушиваются на берег. Тяжелое небо низко нависает над холодной колышущейся массой.

Значит – война. «Война это царство неизвестности» – этот афоризм Клаузевица любили повторять на курсе командиров. Вот мне казалось, что я хозяин сам себе и своей жизни, а всего лишь один телефонный звонок перебросил меня в это самое царство неизвестности.

Я ухожу на войну… Пришел мой черед приобщиться этого, древнего, как мир, опыта. С каким чувством расстаются с близкими, с теми, кто всего дороже, с детьми, уходя на войну? Зная, что возможно расстаются навсегда. Теперь мне предстоит узнать это. Но разве человек может что-нибудь знать? Разве расставаясь в обычных условиях можно быть уверенным, что это не навсегда? Война только заостряет, обнажает то, что скрыто. Наверное, именно так – только так можно ощутить связь времен, ту невидимую, неосязаемую цепь, которая тянется к нам из глуби времен, соединяя нас с бесчисленными поколениями людей живших, чувствовавших, страдавших до нас. Только так – испытывая те же чувства, в тех же, вечно повторяющихся обстоятельствах, когда искусственные интересы, движущие нами в повседневной жизни, отпадают как короста, и нам предстоит жизнь в своей обнаженности: роды и война, жизнь и смерть.

– В чем главная цель войны ?

Вопрос вылетел и повис в неподвижном, сонном воздухе класса.

Вот так нужно начинать: резко, хлёстко, с ходу завладев вниманием. Не описательной фразой, предполагающей пассивное слушание, а вопросом, требующем ответа. Керен, руководитель курсов пехотных специальностей, хорошо знала свою работу. Знала, как расшевелить сонное стадо, эту апатичную гору молодого здорового мяса, доведенного физическими нагрузками и постоянным недосыпанием до того состояния, когда сонный рефлекс срабатывает сразу, как только прекращаются внешние раздражители.

Она обвела глазами класс – пёструю солянку из представителей разных пехотных частей, от задерганных салаг до опытных солдат. Среди общей массы выделялись десантники, ждущие отправки в Южный Ливан – этих нужно держать на коротком поводке, иначе сядут на голову. У Керен был огромный опыт, и она уверенно вела урок.

– Итак, в чем цель войны?

– Победить, – это высокий десантник с лошадиным лицом, сидевший развалясь, положив перед собой огромные красные руки, в которых иголкой выглядела авторучка, соизволил просветить присутствующих. – Хорошо! Еще.

– Защитить? – желтошеий, круглоголовый цыпленок, опасливо, после авторитета.

– Еще!