Артём Ткаченко: Иван-город

И вот… Прошло столько лет… Я вспоминаю всё это и понимаю, что у меня теперь, как у Серёжи. Один в один. Я очень рад этому, хотя и знаю, что это очень больно. Больно уже сейчас, а как тяжело ещё дальше будет… Ко мне ведь тоже во сне Бог приходить начал. Я видел высокую траву, в которой я как будто умираю…

После этих слов Андрей раскрутил намотанный на руку провод и положил микрофон на кафедру. Подвешенные по краям сцены колонки издали характерный звук удара, который поставил точку в этом коротком и невнятном выступлении. Затем выступивший взял свою Библию для детей и несколько бумажек, вырезанных ножницами, которые лежали на нижней полке прозрачной кафедры. Потом ещё раз посмотрел в зал и начал спускаться со сцены.

Обычно в такие моменты не возникало пауз. Воскресные служения всегда отличались большой слаженностью и, как правило, все действия на сцене сменяли одно другое быстро, четко и аккуратно. Раз в месяц пастор церкви «Путь Веры» давал возможность молодым братьям произнести проповедь с кафедры. Несколько разных человек могли выступить в течение одного служения. И, не смотря на различное содержание таких выступлений, всегда чувствовалась четкая слаженность. Одним из основных требований к начинающим проповедникам была краткость. Каждое выступление длилось не больше пятнадцати минут. Обычно молодые люди сильно волновались, стоя за кафедрой, и концовки таких проповедей читались опытным пастором. Он успевал подняться на сцену и принять микрофон из трясущихся рук того или иного брата. Однако сегодня пастор не срежиссировал этот момент и после того, как Андрей спустился в зал, просидел на своём месте еще какое-то время. Затем вскочил и двинулся к кафедре быстрыми шагами. Взяв в руки свою пасторскую Библию, он лишь успел проводить взглядом Андрея, пробиравшегося между людьми на своё место в зале. Нависшая в зале тишина просто обязывала многолетнего лидера собрания как-то прокомментировать услышанное. Нахмурив брови и проведя открытой ладонью по редеющим волосам, Борис Сергеевич вымолвил «Аминь» и внимательно проследил за тем, чтобы Андрей наконец-то уже сел на своё место, разобравшись со своим пуховиком. Затем, отведя взгляд на большое окно, пастор сжал губы и тяжело выдохнул через нос. Борис Сергеевич был человеком опытным и понимал, что сейчас нужно как-то разрядить обстановку. Ничего более странного никто и никогда не говорил с этой сцены. Выступление Андрея погрузило прихожан в странный ступор, и люди молча сидели в неком замешательстве. К тому же, всё произошло как-то резко и совсем непонятно. Было такое чувство, будто кто-то чего-то не договорил. Словно кого-то перебили на полуслове или выключили звук на самом интересном моменте. Это было похоже на перевёрнутую страницу некой странной книги, и страница эта была недочитанной, как минимум, на половину.

Спустя минуту зазвучавший голос пастора оказал своё привычное действие, и люди стали немного приходить в себя. Борис Сергеевич ловко перевёл тему, заговорив о том, как Всевышний общается с нами на нашем языке. Словно пытаясь подвести итог сказанному молодым Андреем, он выразил глубокую благодарность Спасителю за каждого члена церкви и за искренность начинающих проповедников. Прихожане начали ерзать на стульях и переглядываться между собой. Появился шум шелестящей одежды, послышался шёпот, и напряжение начинало по немного стихать.

Тем временем, чтобы окончательно перебить неприятный осадок от проповеди, пастор вновь сказал своим хриплым и негромким голосом: «Итак, поскольку выступления на сегодня закончились, я предлагаю завершать наше служение. Сейчас мы прославим Господа, после чего проведём воскресную молитву о наших нуждах». Церковь не знала, на кого смотреть. С одной стороны, в зале рядом с ними сидел Андрей, который только что говорил о каких-то страшных и непонятных вещах, о какой-то болезни со смертельным исходом. С другой стороны, на сцене под прожектором стоял пастор Борис, который никак не заострил свое внимание на сказанном молодым братом. Он всем своим видом пытался донести до членов церкви мысль о том, что служение идёт своим чередом и не нужно сбивать привычного ритма. И если наступило время для окончания собрания, то, значит, так тому и быть… Все вопросы и комментарии по поводу исповеди Андрея, видимо, нужно оставить на потом.

По боковому проходу вышла группа музыкантов и поднялась на сцену. Характерный звук включающихся музыкальных инструментов окончательно привёл всех собравшихся в чувства: в привычные и понятные чувства. Зазвучали первые аккорды, и люди начали вставать со своих мест. Петь песни поклонения, конечно же, было принято стоя. Все взоры устремились на сцену, где умелыми действиями звукорежиссера и музыкантов вдруг всё ожило и заиграло невероятными красками. Там же, в правом углу сцены, висел монитор, на котором отображались строки песни для тех, кто еще не знает слов. Божественно мелодичная песня о Спасителе, словно волна океана, поглотила всех стоящих в зале. К небу поднялись руки, и в унисон с певцами у микрофонов запел и весь зал. Андрей стоял вместе со всеми, прижимая к животу смотанный, не сданный по обыкновению в гардероб, пуховик. Не открывая рта, он лишь изредка поглядывал на сцену. Смотрел то в пол, то в потолок, пытаясь осмысливать каждое слово из новой песни. Всего за несколько минут всё так резко изменилось. Ещё мгновения назад он стоял на этой сцене совсем один в полной тишине… Теперь там выступали семь музыкантов и певцов в приятном освещении желтых ламп, и весь зал окутала громкая музыка. Казалось, уже никто не помнил ничего из сказанного молодым человеком. Андрей никогда и не требовал к себе какого-то особого внимания, однако сегодня он искренне не понимал, к чему такая спешка и почему всё так стремительно меняется в этом зале. Но это лишь ему казалось.