Вера Маленькая: Однажды в Коктебеле. сборник

Горят щеки, как же они горят! И сердце стучит у горла. Надо раздеться, зайти в воду, раздвинуть зеленую тину, умыться, добраться до кувшинок. Она здесь одна, нет никакой учительницы. Неееееееет! А, может, и не было. Сон, сон, сон! Разбудил бы кто… Пиявки липнут к телу, вода затхлая. Ее тошнит. И вдруг вспоминается муж. Когда у нее проблемы, он говорит: «Остынь, Оленька. Ничто не стоит твоих страданий». Говорит и целует ее шею. Остыть надо. Зачем она только сюда поехала?

Рядом останавливается машина. Ольга вздрагивает от неожиданности. Голос знакомый. Владимир!

– С тобой не соскучишься. Вспомнил, что пристрелить грозилась. Отчаянная! Мало ли. Едва эту деревеньку нашли.

– Я тебе кто? – кричит она, – чего заботишься? Вот утону сейчас в этом вонючем пруду.

– Не каждый день мне душу открывают, – отвечает он спокойно, – ответственность появляется. Вылезай из пруда, вся в тине и пиявках. Артистка!

Он отдерет пиявок, обольет чистой водой из бутылок, разотрет махровым полотенцем, оденет, заставит выпить чаю из термоса, а в машине тихо скажет: «Оля, я тебе, никто, но ты послушай. Не сбылось, только жизнь продолжается. И у меня не сбылось. Девушку любимую потерял, военным не стал. Смириться надо. И сделать все, чтобы у дочки сбылось, а надрыв пройдет».

– Трудно смириться, – всхлипнет она, – предназначение не случилось, понимаешь?

– Тебе что, сам Господь указал на него? – разозлится он.

– Мне да, – ответит она, – сердце от радости заходилось.

– Вот окуну сейчас головой в этот пруд, – рассмеется он, – чтобы посмотрела потом на солнышко и обрадовалась. Жизнь – то одна, Оля!

– Одна, – повторит она, – потому и жаль несбывшееся. Проедем к деревне, я покажу тебе эту тетку. Он посмотрит на нее с жалостью.

– Как же тебя заклинило на этом несбывшемся. На этой тетке. Кстати, не сбыться могло и без учительницы. Просто не поступила бы. Часто такое случается. К психологу, Оля, надо. И пьесы попробуй писать. Это тоже театр. Что ты удивляешься? Я бы писал.

Ей захочется сказать, что нечего ее учить, сама разберется, а он всего лишь самоуверенный малиновый пиджак. Захочется, но не скажет. Не почувствует, как Владимир обнимет ее за плечи и будет стоять рядом, пока она не придет в себя, пока не прошепчет: «Отвези меня домой. Я так устала. И в деревню, попрощаться!» Оглянется на пруд, на кувшинки, до которых так и не доплыла. Подумает вяло и неожиданно, что интересный бы получился сценарий. Можно попробовать. Только попробовать!

И будет длинная дорога домой. Машину поведет охранник, а она уснет у Владимира на плече и увидит себя веселой, конопатой. В старинном зеркале. Девочка озорно тряхнет светлыми волосами и кому – то невидимому скажет: «Я все поняла. Не надо бояться. Я Оленька! Не уродина, нет!» В зеркале мелькнет вдруг яркое солнечное пятно. На миг! А Ольга во сне почувствует, как тихо и спокойно вздохнет душа. И это будет не роль, не роль…

Перед зеркалом Алла Юрьевна стоять не любит. Причесаться, губы слегка подкрасить, а больше и незачем. О чем оно ей расскажет? Об усталом взгляде, о рано поседевших волосах… Коса когда – то была до пояса. Так нет ее давно. Нет! Правда, в другом, старинном и потускневшем, иногда мелькнет яркое, веселое пятнышко. На миг! Словно солнечный зайчик. Чудеса… Зеркало стоит в просторных сенях, где всего лишь крохотное оконце. Какие зайчики? Выбросить бы, да соседи подарили, когда она переезжала в этот дом из унылого учительского. Директором школы ее назначили. И совхоз купил вот этот, сухой, светлый, добротный… И зеркало, подарили. Давно это было. Ребенка она ждала. Никто и не знал. А началось все с земляничной поляны.

Оглянешься в прошлое и увидишь себя красивой, с корзинкой в руках… Спортивные брюки, футболка, кеды. Волосы перехвачены узенькой алой ленточкой. Глаза черные цыганские, губы яркие, пухлые. По ягоды она тогда шла. В лес, подальше от школы, от учительского домика, в котором затхло и сыро. В лес, в лес! От коллег, от разговоров о школьных проблемах. Каникулы, отпуск. Чего о них говорить? В лес, к прозрачному роднику с ледяной водой, к поляне, где зреет душистая, нежная земляника. Идти далеко, но в радость.

Руки исцарапаны еловыми ветками. Не больно. И хочется, как в детстве, закричать: «Л – е – е – е – е —е —н – а —а – а!» И представить, как из – за густого ельника вихрем налетит чудо, большое, пушистое, рыжее. Подхватит на руки, закружит, расцелует. Чудо зовут Леной. Она берет с собой семилетнюю Альку в лес, на реку, на пруд. В селе говорят, что Лена с приветом. Но какое Альке дело до привета. Она и представить не может, как он выглядит. Бегает и бегает за Леной целыми днями. Худенькая мама только машет рукой. Кроме Альки в семье одиннадцать детей. Младшему два месяца. Алька часто ночует у Лены. Мама разрешает. А чего бояться? Живет Лена с бабушкой, крикливой, но доброй. Накормят. Выспится в теплой постели. Лучше, чем дома, где дети постарше спят на полу, под старыми одеялами, на жестких матрацах. Чего бояться? Теплое, пушистое, рыжее… Лена, Ленусенька! Алька разомлеет от оладий с вареньем и медом. Ласковые руки перенесут на кровать. Она прижмется к ночной сорочке в цветочек, большому, мягкому животу рыжеволосого чуда. Счастье и сон безмятежный. Счастье и сон… Под тихое мурлыканье Лены. Под нежное касание ласковых рук. Однажды услышит, как мамина подруга ворчит: