Вера Маленькая: Однажды в Коктебеле. сборник

– Ты что, Оленька? – всполошится муж, – плачешь во сне, кричишь.

– Кошмар приснился, – ответит она, – ты спи, Игорь. Я на балкон, подышу. Они придут на балкон, муж и дочка, обнимут, погладят и Ольга подумает, что вот только эти родные люди и есть не роль. Настоящее! Все остальное, словно из чужой жизни. Даже подруга, а мамочки уже нет… Дочка беленькая, с веснушками. Веселая. Утреннее солнышко! Артисткой Ольгу называет, стоит только запеть, а поет хорошо, душевно. Голос красивый и сильный. Артисткой называет. И не знает, как это больно. Не сбылось же.

Не сбылось! Чуть психопаткой не стала, людей стыдилась. Казалось, что только на нее, уродину, смотрят и знают, знают об учительнице. Вот купить пистолет, покупают же где – то, и пристрелить эту гадину. Пристрелить! Желание агрессивно, острое. Ольга понимает – не роль. Боль, которая все извратила. Найти гадину эту… Да, куда она могла деться? В той же, наверное, школе.

Через неделю узнает – в той же. Не роль! Взбаламутил тот сон, растревожил. Страха нет. Вместо пистолета охотничье ружье мужа. И билет на поезд уже куплен. Будь что будет. Только вот деньги надо вернуть Владимиру. Владимиром зовут этого мужика. Офис на соседней улице.

– Не потребовались? – удивляется он, – а что так? Если машина ушла, так это ерунда. Другую найти несложно. Может, и ты мне однажды поможешь. Наслышан уже, юрист ты грамотный.

Ольге вдруг хочется выпить водки. Он наливает. Рука у нее дрожит. Стакан падает на пол. Жесткое: «Рассказывай!» И она расскажет. Все! О том, что пристрелить хочется, тоже.

– Тебе, Оля, сейчас чего не хватает в жизни? – спросит он так проникновенно, словно дружны сто лет, – с мужем мир и любовь, дочка, работа престижная, квартира хорошая, одета с иголочки, эффектная, молодая. Я вот к тебе проникся. Что не сбылось, как у женщины? Оргазма нет?

– Есть, – всхлипнет она, – с мужем.

– Других и не надо, – улыбнется он, – а ты страдаешь. Учительница извращенка, конечно, но забыть пора, а вот выговориться давно надо было. Неоконченные дела детства, так кажется. Хочешь, с хорошим психологом познакомлю?

– Ничего ты не понял, – раскричится она и хлопнет дверью. И через несколько дней сядет в поезд. Ружье не возьмет. С ним можно приехать в другой раз. Сначала посмотреть в глаза.

Здание школы почернело, облезла краска, выбиты стекла. Сгорел дом, в котором жили молодые учителя. И пруд зарос тиной. Только несколько кувшинок скромно цветут там, где когда – то купалась. До деревни от школы недалеко. Вот и дом, в котором они с мамой жили. Родной и чужой, потому что продан, но ее должны помнить. Интересно, сохранилось ли старинное зеркало? Зеркало, которое знало все о ее мечтах, в котором отражалось веселое, озорное лицо в конопушках. Оно видело, как она играла Наташу Ростову, Джульетту… Ему нравилось!

– Оленька, – узнает хозяйка, – красавица. Не изменилась совсем, только веснушек нет. Изросла!

Ольга останется до утра. Вечером соседки придут, поахают, похвалят, вспомнят, что в артистки хотела. Не получилось? Да и ладно. Главное, чтобы семья была. О заботах своих расскажут, о школе, учителях.

– Молодая была, с черной косой. Эта где? – спросит, скрывая волнение.

Как они о ней уважительно! Директор школы, подумать только. Но она с ней разберется. Завтра… Лето, школа закрыта, значит дома.

Полная женщина полет грядки. Ноги в венах. Лицо отечное. Короткая стрижка, седые пряди. Ольга называет имя учительницы, просит пригласить. Она же не перепутала дом.

– Слушаю вас, – говорит женщина.

У Ольги перед глазами другое лицо. И в мыслях не было, что оно может быть другим, старым. Сколько ей? Сорок пять, пятьдесят? Она ведь хотела плюнуть в глаза той, красивой, молодой и бесстыжей! У этой глаза усталые, хотя и в пятьдесят еще можно быть молодой.

– Я ошиблась, – говорит Ольга.

Какая месть? Какое ружье? Они смотрят друг на друга, цветущая, яркая Ольга и учительница, которую безжалостно не пощадило время. В усталых глазах мелькает любопытство, изумление, но Ольга уже уходит. Уходит быстро. И долго еще сидит у пруда. Не сбылось и уже не сбудется. Прощайте, прощайте, Наташа Ростова Офелия, Дульсинея и Анна Каренина! Давно поняла, не «уродина конопатая» было самым страшным. Они со сверстниками обзывали друг друга грубей, а через минуту уже смеялись. Мир пошатнулся, когда учительница сказала: «Поцелуй». Когда захлестнула волна стыда, растерянности и страха. Все сплелось в ядовитый клубок, который не смогли распутать даже любовь, даже семья. Все отравляло и жалило. Теперь – то она знает, травма психологическая. Мамочка бедная плакала, не понимая, что происходит. Мамочка, которая так рано ушла. Лучше бы она тогда рассказала и все бы сложилось иначе, без навязчивый идей.