Валериан П. - Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой

…Вчера опять (в который раз) пришёл к выводу о нашей полной несовместимости c Ларисой. Вечером подслушал ее разговор по телефону с Москвой. Звонила нашему приятелю по Асуан у (с которым у неё были там «шашни»). Поздравляла с днём рождения. При этом закрыла дверь на кухню, но мне все было слышно из лоджии. И сразу же, как иглой, пронзило сердце: сколько в её голосе нежности, тепла! Меня всегда поражает в жене та лёгкость, с которой она переходит от одного настроения к другому: от грубости и деловой безаппеляционности к нежности и интиму. Вот и вчера тоже: пришла домой мрачная, что-то цедила сквозь зубы, а через мгновение – нежное воркование по телефону. Может, я ревную ее к нему? После всего, что я натворил? Нет, это, скорее, осознание того, что ей нельзя верить.

Сегодня ночью у меня было видение. Я представил себе С. роды. С. лежала на операционном столе, и я видел весь процесс под углом зрения, как теперь принято показывать в откровенных документальных фильмах: со стороны ног. Ее ноги были согнуты в коленях и широко расставлены, открывая детородный орган. С моей точки обзора он казался неким темным пятном, кровоточащей щелью. Он был словно вход в пещеру, спрятанный между двумя гладкими утёсами… И вдруг из этой щели показалась мокрая голова ребёнка с прядью спутанных, прилипших к темени волос. Она двигалась прямо на меня! Глазки ребёнка были закрыты, и все его личико изображало ужас и крайнее напряжение. Зрелище не из приятных, а ведь есть люди, которым приходится чуть ли не каждый день лицезреть такое!

День уродств. День неудач. Теперь почему-то хорошо помню сны, хотя и фрагментарно. Сегодня во сне я вёл машину. Куда-то ехал. Приехал к развалинам. Столбы и стены вокруг, и все покрыто жирной слизью. Я стою на каком-то островке, возвышающимся в омуте грязи. Повсюду воронки, заполненные жирной жижей. В отдалении стояла какая-то женщина с детьми, двое. Один пошатнулся, перетаскивая игрушечную машину и, теряя равновесие, схватился за плечо другого, совсем ещё крошечного мальчика, и чуть не свалил его в грязь. Хорошо, что женщина вовремя схватила их и удержала обоих от падения… Чувство вины. А днём – тоже странности… В автобусе очутился нос к носу с женщиной с лицом, распухшим и разукрашенным сизым отёком с одной стороны, и жуткими наростами, свисающими кусками серого теста с другой. Все, кто видел ее, тут же отворачивались и уходили в другой конец автобуса, а она хоть бы что: стала выспрашивать у меня, как проехать к Эрмитажу. «Всё тлен», подумал я. «Все ляжем в землю или вознесёмся пеплом в воздух: и красивые, и уроды. Все земля скроет». Мысли о Христе и прокажённом. Мысли о людях, работающих в больницах, в хосписах , о врачах… На въезде на Дворцовую площадь глаза ослепил сверкнувший на солнце куском расплавленного золота шпиль Адмиралтейства. Потом – Дворцовый мост и тёмные каменные львы на спуске, застывшие над белёсой рекой. Все было так красиво! «Все так и останется, а меня уже не будет, и уже другие будут любоваться этим великолепием…», подумал я. Потом в автобус влез явный псих. Подойдя к кассе, он на весь автобус заявил, что ему надо уступить место. Он был молод на вид, но уже с приветом. И считает, что имеет право… Сколько сейчас таких.

А вечером, на обратном пути – ещё одна ужасная сцена. Прямо на проезжей части лежит сбитая машиной женщина. Я сидел и читал, и вдруг слышу, кто-то рядом говорит «смотри-ка, женщина лежит прямо на мостовой». Я взглянул и действительно: стоит пустой автобус, а перед ним женщина, ногами в нашу сторону. Лица не было видно, только голые ноги, и они белые там, где кончаются чулки. Лежит, молчит и только слабо так рукой пошевеливает. Я сразу опустил глаза, ощутив какой-то толчок в сердце. Откуда он шёл: от меня или от неё?…

…У меня есть английская версия китайской книги предсказаний «И ЦЗИН» (Книга Перемен). Теперь я часто в неё заглядываю. Вот, например, что она сообщила мне сегодня: You are going to lose some possessions (предстоят потери имущества). Все предсказания плохие!

…После короткого «спурта», когда казалось, что всё преодолимо и всё мне под силу, я снова валюсь в яму безысходности… Работы с диссертацией непочатый край, а знаний – никаких. На службе тоже пребываю в состоянии «тихого отчаяния». Проваливаю урок за уроком: не знаю, как подать материал, как заставить студентов работать. Дома – никакого желания участвовать в семейной жизни. Как можно быть искренним, когда душа болит о другом человеке! Во всех моих действиях одна фальшь. На работе, дома, по отношению к себе, своим близким… И все время в голове свербит мысль о смерти, неминуемой, близкой, желанной…