Валериан П. - Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой

…Много времени отнимает Максимка. И главное, мне ничему его не удаётся научить…. Днём, за обедом, разыгралась безобразная сцена. Сидим за столом: я, Л. и Фролыч (мой отчим). Жена, которую я видимо уже «завёл» своими шпильками в её адрес, отыгрывается на Максимке. Пристала к нему, как банный лист к ж.: «ешь», да и только. «Держи ложку, как следует, ешь суп, не жуй один хлеб, перестань болтать за столом, не вертись, не играй ложкой в тарелке» и т. д. и т. п. И так всё злее, истеричнее. Фролыч (дай Бог ему всех благ, удачи в жизни) сидит, уставившись в тарелку, чувствуется, сильно переживает за внука. Я пару раз пытаюсь ее урезонить, но она – ни в какую. Прямо из себя выходит. Максимка тоже весь дрожит от злости, того и гляди запулит в неё ложкой или тарелку опрокинет (конечно, не привык к понуканию: не то, что с бабушкой). В общем, дикая сцена, писать об этом тяжело…

А вечером был во Владимирском соборе на Петроградской стороне. Там была служба. Пели хорошо, проникновенно. И свечи везде, и смиренные фигуры молящихся людей. Я, как ни сопротивлялся, не смог противиться этому покою, который входил с пением в душу… А главный поп был мужик устрашающего вида, на голову выше всех. Такой огромный детина, как идол: голова громадная, волос чёрный, патлы в разные стороны, как парик, лицо полное, как бы распухшее, глаза навыкате, светлые, холодные, «не наши», борода торчком… Было что-то дьявольское в облике его (под влиянием книги Э. Леви)…

…Все-таки, это наверно своего рода наказание – жить в семье и чувствовать себя на отшибе… Вот мы прожили с Ларисой уже без малого 15 лет, а что вспоминается? Одни ссоры да размолвки. А так, все молчком-молчком, и каждый в своём углу…

…Сейчас пишу письмо в Москву: вымучиваю из себя каждое слово, высасываю из пальца… Может быть, оттого, что только что «самоудовлетворился» … С другой стороны, и хорошо: теперь ничто не отвлекает. Немного страшновато: вот, уже 40 лет на носу, а я все так же, как в молодости – не могу сдержаться. Теперь, правда, жаль «выброшенной на ветер» спермы. Все ловлю себя на мысли: вот, ел, пил и – все «псу под хвост».

…Время – ценная вещь, но так ли это? Я его не ценю. У меня сейчас постоянно прорва свободного времени. При этом все время куда-то тороплюсь, ругаю себя за безалаберность. Вот и сейчас – корплю над переводом гороскопов. А зачем? Просто так: проба пера. Голова пуста, ничто по-настоящему не заботит. Мысли, как блохи, перескакивают с одного на другое. А руку так и тянет в трусы. «Левою рукою, тихо сам с собою я веду беседу».

…Снова погряз в дерьме. Опять так и подмывает развестись . Тут, было, совсем решился. Ходил, раздумывал, взвешивал все «за и против» и всё сходилось к одному: надо . На этот раз рассуждал приблизительно так: мол, поскольку я такой мерзкий тип – и чем дальше, тем хуже, – с нашей совместной жизнью надо кончать. И для сына нашёл объяснение: мол, мы с мамой отравляем друг другу жизнь, больше так нельзя, надо жить врозь. Немного смущала сама техника дела, но сейчас я, слава Богу, при деньгах («богатенький Буратино»), да и свободного времени куча… (Л. так и сказала: «нашёл себе занятие – разводиться»). Думал, будет на этой почве скандал и это подтолкнёт меня к дальнейшим действиям, а скандала не вышло. Л. оказалась умнее и душевнее (а может, хитрее?), и все само собой затормозилось, ушло куда-то в сторону. Впервые мелькнула мысль, что может, мне с ней не так уж и плохо, может, все мои планы – чистая туфта.

…Сегодня проснулся очень рано, ещё не было шести. Город лежал в белой утренней дымке, словно карандашный набросок на белом ватмане. Проснулся с тяжёлым чувством человека, пережившего большую беду, с «осадком на душе». Мне приснился неприятный сон, сон-притча, сон-поучение. Помню, меня так и долбануло: а, ведь, сон-то со смыслом и послан мне в назидание. Но в чём оно, я не знаю. Видел во сне отчима, он сообщил мне, что Максимка в детском доме, и мы пошли с ним туда… Вхожу и вижу огромную спальню, в ней масса детей дошкольного возраста. Кто-то невидимый отдаёт команды, и дети делают какие-то упражнения, не то зарядку, не то какой-то лечебный комплекс, при этом все лежат в кроватях и энергично машут руками и ногами. Вижу, что и Максимка лежит на спине и машет ожесточённо ручками с сердитым, страдальческом выражением на лице. Глаза его тёмные от гнева, а лицо все красное от напряжения. Взглянул на нас и молча отвернулся к стене, и тут я заметил, что на виске у него выступила вена. И как-то мне вдруг тягостно стало, жалко его, а сделать ничего не могу… Тут я и проснулся.