Алексей Козлов: Золотая крыса. Новые похождения Остапа

К сожалению, как выяснилось потом, его квартира к тому времени была приватизирована тем самым прокурором, к которому он пытался обратиться за помощью. Потратив кучу времени и денег на бесплодные поиски правды и восстановление прав на свою собственность, и так и не попав ни к одному чиновнику, и не получив ни одной справки, даже тех, какие даются насильно, он вернулся на родину, а потом выехал в Москву, где снял дорогущую квартиру с видом на Кремль.

Общеизвестно, что крестьянин-кулак мечтает жить в загородном дворце со средневековыми башнями и неведомым гербом на воротах. Жить в Кремле – неосознанная мечта крестьянина-середняка, у которого ещё нет еды, но появился патефон на окне избы. Жить около Кремля мечтает крестьянин скромный, не претендующий на трон монарха или табуретку генсека – батрак или какая-нибудь безземельная сволочь. Жить около Кремля, не имея на это денег, на заёмные деньги, может позволить себе крестьянин безумный, сумасшедший крестьянин, крестьянин – предатель, навсегда поставивший крест на мотыге и сохе. Алёша и был таким сверзившимся с панталык крестьянином. Он поставил жирный крест на мотыге и сохе, не понимая, что крестьянские мозги неминуемо вернут его к ним.

Дела в Москве сначала пошли вверх, привнеся в быт негу и размеренность, а потом рухнули в самое пекло преисподней. В один прекрасный день его новый напарник армянин просто опорожнил сейф и исчез. Алёша даже не поинтересовался, как зовут его напарника-армянина. Надо было менять диспозицию, но Алёша был так горд, что решил жить у Кремля до последнего. Потом друзья шутили, что жизнь в шаге у Кремля гарантировала ему знакомство с Мумукиным или Чубайсом, но Алёша побрезговал ими. Вскоре Алёша, разорившийся на жилье напротив Кремля в Москве и жалких афёрах с маковой соломкой и перцем, снова приехал в Старобыдлов, пришёл к Антону и, размахивая руками, потребовал для беспроигрышного и крайне выгодного проекта, способного потрясти Европу, заложить квартиру и вложить в новое дело миллион рублей. Цифра требовалась обязательно круглая, и обязательно внушительная. Она должна была говорить сама за себя, что дело, которое они затевают – не фигня какая-нибудь мелкая, а настоящий мега-проект с бонусами и рекламой. Поэтому вложить в дело девятьсот девяносто девять тысяч рублей было немыслимо – требовался только миллион. Алёша был не какой-нибудь мелкой сошкой, продающей пирожки на вокзале, а серьёзным бизнесменом, гением авантюры и «ассонанса», как он говорил в подпитии. Всё это происходило на глазах Шуры, он бы мог подтвердить, что всё сказанное здесь абсолютная правда. Шура умолял Антона остановиться и не совершать такого безумного поступка, но Антон был неумолим. Ты что, дело крутое, все мы будем в шоколаде, жаль ты, Шура не хочешь поучаствовать в верняке. Он иронически смотрел на Шуру и подписывал какие-то бумаги. Как ни странно, мама Антона была тоже – за. Антон заложил мамину квартиру в банке, и скоро внушительная сумма, завёрнутая в простой целлофановый пакет, без всяких расписок плавно перекочевала из рук Антона в безумные руки Алёши. На следующий день жена Алёши ушла из квартиры, написав прощальную записку и попутно прихватив целлофановый пакет с нарисованным на нём негром, все деньги, аккуратно сложенные пятитысячными пачками. Оскорблённая бедностью и жестокостью мужа, не позволявшего ей пить, сколько душе угодно, она резко уехала в Сочи, где кутила три месяца с пьяным офицером-пограничником, с которым весьма кстати познакомилась в поезде. Юг и неограниченное количество любви и алкоголя окрылили душу женщины. Офицер-пограничник не только любил её по всякому, но и бил наотмашь. А также изымал деньги на свой счёт. Когда женщина вернулась домой в квартиру напротив Кремля, помятая и с большим фингалом под глазом, денег Антона уже не существовало в помине. Квартира была не оплачена уже два месяца. Когда Антон стал спрашивать, как идут дела с их новым бизнес-проектом, Лёня плакал в телефон и проклинал жену и свою неудачливую судьбу. Он признался, что деньги пропали, но об обстоятельствах пропажи загадочно сказал, что его подвели субподрядчики. Но больше всего он, как ни странно, обвинял самого Антона, который так легко дал ему деньги и не позаботился об их сохранности. Антон слушал бред и не знал, что сказать, столь велика была наглость друга. Кредит надо было оплачивать. Банк изредка позванивал на сотовый телефон Антона и предлагал ещё более выгодные кредиты. Антон героически выплачивал проценты в течение полугода, а потом сообщил банку, что у него нет такой возможности. Его стала прессовать коллекторская контора, и с тех пор Антон жил под постоянным стрессом и угрозами суда и реквизиции квартиры. Ему звонили, днём, ночью, в праздники и будни. Грозили и уговаривали, обзывали лохом и обвиняли в психиатрической и половой несостоятельности. Антон отвечал вежливо. Он приучил себя отвечать на запросы коллекторов вежливо, и человек, услышавший разговор Антона с коллектором, был бы поражён его интеллектом и начитанностью. Потом начались многочисленные попытки выползти из долговой ямы чудесным способом. Лёня то привлекал их к созданию чудо-панелей, то создавал новое моющее средство для машин. Панели крошились и были разных размеров, в результате чего поставки всегда оканчивались скандалом, а средство для машин, которое они варили в гараже Лёниного приятеля, в деревне близ Белгорода, не было никому нужно из-за мерзкого трупного запаха. Последние панели, выдуманные гениальными изобретателями, были сделаны из бетона и старого шифера, и вообще привлекли внимание санитарных служб ввиду содержания крайне вредных материалов. Они были реквизированы, а на организаторов производства наложили крупный штраф. К тому же оказалось, что средство для мытья машин, догнивавшее в подвале другого приятеля не мыло машины, а наоборот, загрязняло их. Средство пришлось вывезти за город, на берег небольшой речки и вылить, после чего местная прокуратура два месяца искала причины рыбной потравы. Надо было искать иные средства заработка.