Алексей Козлов: Золотая крыса. Новые похождения Остапа

Встреча их прошла тяжело. Только некоторые избранные полотна Рембрандта и одна картина Ге могут передать атмосферу этих кармических встреч. Мать говорила междометиями, Кирилл – предлогами. Печальные глаза матери, устремлённые прямо в грешную душу Кирилла, приносили ему немыслимое страдание. Страшная сцена, столь живописно нарисованная Рембрандтом в виде возвращения блудного сына, не шла в сравнение со сценой, участником которой был теперь легкомысленный Кирюша. Его впечатлительной натуре показалось, что за окнами психиатрического отделения на время померк свет. Кирюша поклялся матери разрубить гордиев узел в ближайшее время, как – он знает один, будет торговать картинами, уже есть подходы, кое-как успокоил растревоженную мать и отправился к доктору Прахову укреплять расшатанную нервную систему. Когда он рассказал и Прахову о своих горестях, Прахов хохотал до слёз и поощрительно похлопал Кирюшу по плечу.

Шура тяжело переживал трагедию друга, но стал понимать, в какую компанию он попал. Основным другом Кирилла был Антон – художник-сюрреалист. Антон всё время был в деле, всегда в его голове роились планы. Он то подключался к проекту работ на атомной станции, где нужно было покрыть кровлю, то помогал своему родственнику, вечно занятому подъёмом какого-то захламлённого цеха, где они собирались производить не то особые кирпичи, не то ещё чего. Там он месяцами работал, приворачивая совершенно бесплатно ржавые вентили и чистя подвалы, и жил в офисном туалете, рядом с исконно неработавшим унитазом. Три месяца чумной работы на атомной станции, с дьявольскими котлами с кипящей смолой, завершились кидаловом всех работников, никому ничего не заплатили, но всем рассказали страшные сказки про сатанинские силы, умыкнувшие деньги. Слабым утешением были муравьиные выплаты в час по чайной ложке, которые должны были снизить граду противостояния. Антон развозил московские подарки своим бывшим друзьям, уговаривая их проявить терпение и героизм. После – мизерные выплаты продолжались три года, озлобляя всех. Один из пострадавших, Володя заявил Антону, что реквизирует его картины, оставленным для хранения и берёт их в залог до того времени, как все деньги будут возвращены. Антон пришёл в неистовство и пригрозил кидале скорой и жестокой расправой. Тот рассмеялся ему в лицо. Кидала ответил ему сатанинским смехом и гордо ушёл. Антон бросился искать знакомых уголовников, чтобы те отомстили, но только платил деньги. Через некоторое время крутые уголовники пожаловались, что их подопечный Володя не приходит на стрелки, которые они ему назначали то на городской свалке, то около бани, то на Машмете, поэтому есть маленькие трудности и месть должна стоить подороже. Антон снова заплатил и стал ждать, когда мимо пронесут труп врага. Уголовники сообщили, что впервые дозвонились к Володе и он послал из на… Тогда он горестно вопросил уголовников, как им нравится, что какой-то урод посылает их в такие места? Они не ответили. Потом уголовники перестали отвечать на звонки и исчезли. Уголовников испугали мелкие трудности. Через неделю позвонил Володя и сказал, что за то, что Антон подослал к нему бандитов, он ещё ему отомстит. Антон разъярился и полал его на… Как ни странно, Володя в гораздо большей степени, чем Антон оказался хозяином своего слова – через два дня он подкараулил Антона около его дома на Левом Берегу и долго бил и топтал ногами, в результате чего Антон попал в больницу. В общем, дела были столь запущенны, что в них сломал бы ногу сам чёрт. Сам Антон, хоть был по виду хитёр, как лис, постоянно оказывался объектом кидалова. Его кидали просто. Его кидали всегда. То он в итоге очередной жульнической многоходовки получал кучу денег, после чего мог поручить передать их случайному человеку с остановки, у которого даже не попросил телефона, то вкладывал в дела однокурсника Алёши, с которым они были неразлей вода, а потому такая дружба допускала крайнюю запутанность дел. Ещё в институте Алёша был заводилой их компании. Это был увлекающийся человек, по всей видимости, не очень нормальный, чьё безумие все они принимали за абсолютную гениальность. После института и водворения на престол банды Ёлкина настали жульнические времена, и судьба некоторое время благоволила безумствам Алёши. Всё у него получалось – и афёры с недвижимостью, и торговля партиями перца, и подвоз карабахской водки в подмосковный посёлок Давечка. А потом Алёша подарил Антону, как лучшему и несравненному другу, квартиру в центре города. Благодарность Антона не знала границ. Антон тут же занялся ремонтом и превратил квартиру в очаг дизайна и красоты. По стенам квартиры висели сюрреалистические шедевры Антона, а на полированном овальном столе стояла бесценная скульптура бегущей одалиски, а ванна сияла нереальной чистотой и свежестью. Антон был чистюля и готов был убить любого гостя, осмелившегося поставить локти на только что вытертый стол. Казалось, что времена благоденствия в новом мире и новой квартире будут вечны. Потом внезапно удача отвернулась от Алёши, и дело прогорело. Прогорело оно как всегда из-за бухгалтера, который одним прекрасным летним вечером покинул службу позже Алёши и покинул вместе со всеми бумагами и наличностью. Как потом выснилось, он вынес деньги в алёшиной наволочке. Утром Алёша вернулся в абсолютно пустой от всего офис, и даже не знал, как позвонить в милицию. Алёша строго попросил срочно продать подаренную квартиру, что Антон тут же и сделал, правда, чуть-чуть удивившись стремительности изменения диспозиции. Он вернул все полученные от продажи деньги Алёше, и даже забыл о крупных суммах, вложенных им в ремонт и благоустройство. С этого времени дела Алёши приобрели хаотический характер. Он то поднимался по общественной лестнице и возрождался из праха, как Феникс, снова приобретая квартиры в Крыму и роскошные автомобили, то снова обрушивался в прах и распродавал всё, расплачиваясь с долгами и кредитами чуть ли не своим телом. Одно время он был хозяином новенького коллекционного «Бентли», но пришло время, когда он продал его за гроши. Провалы становились всё бездоннее, успехи – всё скромнее. Алёша всё наглее требовал от преданного Антона, свято верившее в счастливую звезду товарища, новых денег, и тот никогда не отказывал, бросая в топку новых финансовых афер свои картины. Одно время он приноровился даже вызывать Антона в Москву и пристраивал его в массовку на «Мосфильме», где они играли попеременно то бравых партизан, то жестоких и неприятных до омерзения маньяков-нацистов, ходивших почему-то в кривых мешковатых униформах странного цвета, но неважно, они всё-таки снимались в кино, как настоящие актёры, и деньги за это получали, после чего Алёша всегда набрасывался и изымал у Антона все заработанные деньги. Потом картины стали продаваться всё хуже, потом прекратили продаваться вовсе. Потребность в партизанах и нацистах на «Мосфильме» тоже иссякла. Подаренные деньги вместе с Алёшей шустро испарялись. Упрёки становились всё жёстче. Аферы всё круче. Получив очередную партию денег, Алёша почему-то сразу уезжал лечиться в Грецию и отключал все телефоны. В Крыму у Алёши было сокрыто целое состояние – элитная квартира в строящемся доме прямо у моря, купленная на каких-то стрёмных основаниях. Он оплатил основную площадь, но с условием, что если там окажутся лишние метры, их придётся оплатить по рыночной цене. Узнав после окончания строительства эту цену, жадный Алёша категорически отказался выплачивать за излишки, поругался с продавцами квартиры, уехал и надолго оставил эту тему без внимания. Призывы Антона смириться и, взяв кредит в банке, оплатить требования договора, Алёша проигнорировал. Антон умолял его не глупить, но Алёша стал совершенно безумен и не слушал голоса разума. Через несколько лет, когда Антон наконец достучался до его разума, он снова поехал в Крым и попытался попасть в свой пентхаус, но там к его изумлению уже жили какие-то чужие люди, и ему даже не открыли дверь. Он бросился в фирму, но её уже не существовало, он бросился искать правопреемника фирмы и чудом нашёл её, там на него хмуро посмотрел бандитского вида нетрезвый человек, внимательно и хмуро выслушал и сказал: «Убирайся вон!». Алёша бросился в прокуратуру, но почему-то не застал прокурора. Несколько раз в разное время суток он прорывался в приёмную, но секретарша каждый раз выпроваживала его со словами: «Павла Петровича нет! Я же вам объяснила!» Один раз он даже явственно слышал глухие голоса из затворённого кабинета, но секретарша успокоила его, намекнув на галлюцинацию, какие случаются в чрезвычайно жарком и влажном климате Кавказских гор. Потом, когда из кабинета вышло двое седовласых мужчин, с презрением посмотревших на сникшего Алёшу, он стал гневливо наседать на секретаршу и обвинять честную женщину во лжи. Она посмотрела на него мистическим взором и прошипела: «Ваше поведение крайне неуместно! Я вызову полицию! Босяк грубый!» Разъярённый, он выскочил во двор охладиться, а когда, охлаждённый снова толкнул дверь прокуратуры, она оказалась наглухо запертой изнутри.