Елена Чумакова: Обострение памяти. Рассказы

Во дворе было весело. Сынок Генка, примостившись на чурбачке, перебирал струны гитары. Дружок его, Колька, что-то рассказывал смешливой девушке с ямочками на щёчках. Соседка Лиля, яркая блондинка, пританцовывала, похваляясь новым цветастым платьем. Ещё две девушки примостились на брёвнышке, как воробьи на ветке и лузгали семечки. Илья Лаврентьевич любил эти вечерние посиделки, среди молодёжи он и сам словно молодел душой. Счастье-то какое – сынок младшенький после такой войны из армии вернулся живой – невредимый! Дружку Кольке меньше повезло, комиссовали после ранения, но тоже живой, руки-ноги на месте, это ли не счастье? А что шрамы на лице и на теле, так разве сейчас девушки на это смотрят? Женихов после войны раз-два и обчёлся. Жаль, Пелагея Степановна не дожила до этих денёчков, не встретила сына. А так ждала! Он в армии уцелел, а она здесь, в тылу, не пережила холодной и голодной зимы сорок третьего.

Вспомнив о жене, Илья Лаврентьевич загрустил. Большой чёрный пёс, словно поняв печаль хозяина, подошёл и ткнулся холодным мокрым носом в его ладонь, шумно вздохнув, улёгся возле его ног.

– Что, Бандит, плохо нам с тобой без нашей хозяйки? Ничего, дружок, скоро, глядишь, сынок новую хозяюшку в дом приведёт, ещё заживём.

– Илья Лаврентьевич, вы с собакой, ровно с человеком разговариваете, – блеснула белозубой улыбкой Лиля, – неужто он вас понимает?

– Ещё как понимает! Лучше иного человека. Он у нас умный пёс, тока что не говорит.

– Скажете тоже! – Лиля присела рядом на ступеньку.

– А вот смотри на него!

И Илья Лаврентьевич начал ровным голосом:

– Бандит у нас хороший пёс, умный, сторож отменный, и сад, и дом от лихих людей охраняет. Он теперь мои глаза, я без него никуда. И ответственность свою понимает, не шалит, когда меня ведёт.

Пёс завилял хвостом. Поводя ушами, положил довольную морду на лапы. Илья Лаврентьевич продолжал, не меняя интонации:

– Правда, в остальное время пошалить любит. Все соседи на его проказы жалуются.

Собачий хвост замер, уши насторожились. Довольное выражение с морды исчезло.

– Вот намедни Домрачёвы жаловались, что Бандит в их дворе догонялки с петухом затеял, перья из хвоста выдрал. Петух с перепугу охрип. Соседка обещала нашего разбойника хворостиной отходить.

Пёс встал и ушёл за дом.

– Видала? Всё понял.

– Вот это да! – ахнула Лиля.

– А за что вы имечко ему такое дали – Бандит? – вмешалась в разговор ещё одна девушка.

– Так это не я дал, я его Угольком назвал. Мне друг подарил щенка немецкой овчарки. Он тогда весь чёрный был, словно сажей вымазанный, ну чистый уголёк! Рыжие подпалины на боках и на морде позже появились. А Бандитом его соседки прозвали за его шалости, да так и приклеилось к нему новое имечко, про Уголька-то все и забыли, Бандит, да Бандит. Уж больно пошутить любит.

– Собака? Шутить? Как это?

– А как человек. Я когда зимой двор от снега чищу, у забора сугроб получается до самого верха. А с другой стороны забора тротуар расчищенный. Бандит забирается на этот сугроб, ложится плашмя и из-за забора за тропкой наблюдает. Идёт мужик, пёс лежит. Идёт ребёнок, пса не видать. Идёт баба с пустыми вёдрами к колонке, пёс в сугроб вожмётся, словно нет его. А вот когда баба с полными вёдрами на коромысле назад идет, да как только с ним поравняется, тут Бандит вскакивает и во весь голос сверху: «Гав!». Баба: «Ой!», – и бряк на снег! Коромысло в сторону, вёдра набок, а он хвостом виляет, довольный! Тока что не хохочет! Баба тока-тока пытается встать, он снова: «Гав!», она снова – бряк. И так, покуда кто-то из нас на выручку не придёт. Уж и ругали его, и наказывали – всё без толку. Чуть отвернёмся, он уже на своём наблюдательном пункте новую жертву караулит. Все соседки, зная его повадку, мимо нашего забора с полными вёдрами не ходят, по другой стороне улицы наш двор обходят. Разве что которая забудется, либо новую какую подкараулить ему удастся. Ну, тогда у него праздник. Довольнёшенек! Настящий бандит!

Илья Лаврентьевич встал, вернулся в дом. Вышел на крыльцо уже с котомкой, тростью и поводком.

– Эй, Бандит, на работу пора. Мне чай пить, тебе склад сторожить.

А пёс уже тут как тут, ждёт, пока хозяин поводок пристегнёт.

И пошли они чинно рядышком, два друга, молодой да старый.

Анна Ильинична собралась на прогулку. «Гуляла» она обычно на лавочке возле подъезда. В хорошую погоду часами просиживала, греясь на солнышке, наблюдая за жизнью двора, да поджидая случайную собеседницу. А что одной-то в четырёх стенах делать? Она тщательно запирала замки, когда этажом выше хлопнула дверь, и раздался быстрый перестук каблучков. Дверь наверху тут же вновь распахнулась, и Анна Ильинична услышала гневный голос соседки Антонины: