Елена Чумакова: Обострение памяти. Рассказы

Ребята смотрели друг на друга, на цепочку.

– Давай отрежем кусочек и закопаем в том же месте на несколько дней.

– Не… от мамки влетит, – с сомнением покачал головой Колька.

– Так мы маленький кусочек отрежем, она и не заметит. А представляешь, если всё получится? Мы потом всю цепь там закопаем и золотой сделаем. Представляешь, сколько деньжищ за неё получим?! Мы же все деньги потом им принесём… ну, маленько только себе оставим. Вот они обрадуются!

Мальчишки замолчали. В их воображении рисовались самые невероятные картины будущего богатства.

– Чем резать-то будем? – подал голос Колька.

Спустя час друзья уже закапывали хороший кусок медной цепочки в заветном месте.

Через несколько дней мальчишки торжественно внесли в горницу собственноручно изготовленный патефон и водрузили его на стол.

– Это что ещё такое? – Илья Лаврентьевич опустил газету и глянул на громоздкое сооружение поверх очков.

Генка бережно положил на диск пластинку, опустил головку звукоснимателя и плавно потянул за нитку. Пластинка зашипела и по дому поплыл завораживающий голос Вертинского:

В бананово-лимонном Сингапуре,

Когда поет и плачет океан…

На звуки сбежались все домашние и с удивлением воззрились на необычное сооружение и сияющих от гордости пацанов.

Танго прослушали раз двадцать. Мальчишки купались в похвалах. Генка демонстрировал, что если тянуть за нитку сильнее, то мелодия становится быстрее, а голос певца высоким, словно поет ребёнок, а если тянуть слабее, то мелодия становится вязкой, а певец поёт басом.

Первой не выдержала Тося.

– Ну всё, хватит! Прекратите этот кошачий концерт, мне заниматься надо.

– И правда, ребята, послушали, и хватит на сегодня, поддержала дочку Прасковья Степановна. Идите лучше погуляйте.

Ребята забрали своё творение и направились к Колькиным родителям. Там всё повторилось. Поначалу все восхищались и хвалили пацанов, но после двух десятков прослушиваний предложили немедленно отправиться погулять и унести из дома «эту штуку».

На следующий день мальчишек ни в один дом с патефоном не впустили. Они завели свою шарманку во дворе, наивно полагая, что сейчас все соседи сбегутся, будут их нахваливать и танцевать танго. Соседи действительно сбежались, чтобы потребовать «немедленно прекратить это безобразие». Пришлось обиженным друзьям слушать про загадочную плачущую Иветту в подполе. Однако, вскоре им самим это наскучило, и патефон отправился на полку к фотокамере.

На следующий день, решая, чем бы сегодня заняться, ребята вспомнили про свой «научный эксперимент».

– Пора выкапывать цепочку, – сказал Генка, – уже больше недели лежит в глине, должно быть, уже стала золотой.

Они выкопали свой клад, долго отмывали и начищали цепочку, подержали для верности в ядрёном рассоле от квашеной капусты. Цепочка засияла ярче предыдущей. Ничуть не сомневаясь, что у них всё получилось, ребята смело отправились в ту же ювелирную лавку, обсуждая дорогой, чего они накупят в этот раз.

Старик-ювелир, едва взяв в руки обрывок цепочки, тут же бросил её обратно на прилавок:

– А ну забирайте и брысь отсюда, бездельники!

– Дяденька, да она точно золотая! Вы помажьте её своей кисточкой, сами увидите!

– Я щас вам задницы помажу! Нашли кого обманывать! Брысь, сказал, а то милиционера позову!

Друзья удручено топали домой по улице Пархоменко, рассуждая, что «вот ведь какой вредный старикашка, лень ему было помазать цепку кисточкой, а если бы помазал, то сам бы убедился, что она стала золотой»!

А дома их ждал скандал. Колькина мама заметила, что ходики почему-то чаще приходится заводить. Пожаловалась мужу, тот обратил внимание, что цепочка стала значительно короче. Кольке с порога учинили допрос. Он во всём сознался и вернул родителям сияющий обрывок злополучной цепочки. Узнав, кто зачинщик, рассерженная мать побежала к соседям. Вскоре Генка, как и его друг, стоял в углу и удручённо колупал стенку.

А в доме Домрачёвых мать выговаривала сыну:

– Чтобы ноги этого выдумщика больше в нашем доме не было! Играйте во дворе, а ещё лучше на улице!

Колька слушал и думал, что видимо, алхимикам не только в стародавние времена приходилось туго.

Илья Лаврентьевич, находясь после сытного ужина в самом благодушном состоянии духа, вышел на крылечко своего дома. Нежный майский вечер принял его в свои объятия. Яблоневый сад за домом радовал взор. Был тот короткий, но прекрасный период, когда каждая яблонька, посаженная его руками, стояла в белом кружевном уборе, словно невеста перед алтарём. Илья Лаврентьевич присел на ступеньку, свернул самокрутку, сквозь толстые стёкла очков, скреплённых сзади для надёжности резинкой, оглядел двор.