Александр Рогинский: Теннис

Состояние было просто страшным; «обратитесь к психиатру». В этой поликлинике психиатр принимал по четвергам, а сейчас был только вторник.

Внутри бушевала паника. Алла смотрела на него испуганно, она еще никогда не видела Пинского таким.

– Слушай, – сказала ему, когда вышли на улицу. – А что, если выпить хорошо?

Действительно, чего он мучается? Не зря говорят, водка универсальное лекарство.

Зашли в гастроном, он купил бутылку водки, у всех на виду выдул сразу половину. Крякнул, посмотрел по сторонам.

Посетители с интересом наблюдали. Это в восемь утра, алкаш какой, а внешне на интеллигента тянет!

Стало хорошо. И от поступка, и от тепла, волнами разливающегося по телу. Через несколько минут страх исчез, будто и не было.

– Умничка, Косточка, – сжал руку подруги. – Лучшего лекарства не найдешь.

И тут подумал: если этим лечиться – спиться недолго, да и дороговатые лекарства получаются, а как работать?

Решили так: чтобы не портить отпуск, отдыхать с водкой, если прихватывать будет, а дома начать лечиться по-настоящему.

Странно, болезнь отступила, словно испугалась градусов.

Все, кажется, прошло. Они наотдыхались вдоволь: накатались на лодке среди тетеревских скал, нанырялись в темной воде омутов, належались на маленьких пляжах, на которые наступали узловатые гранитные корни деревьев с перекрученными, как штопор, стволами.

Вернулись в Киев в начале осени. Знакомые и друзья одобрили загар и тонус.

Пинский приступил к работе в фирме, которую недавно создал и главным делом которой был выпуск рекламно-информационной литературы.

Фирму устроили в полуподвале элитного дома в центре города, сделали евроремонт, повесили яркую вывеску, дали рекламу в газеты, на телевидение, в журналы…Дело завертелось, так что болеть Пинскому было никак нельзя, а тем более лечиться водкой.

Некоторое время все шло хорошо, работа втиснула Пинского в такой ритм, что приходил в себя только поздно вечером в своей постели. А голова уже работала на завтрашние и послезавтрашние дела. И все же подсознательно в нем теперь постоянно жила тревога.

Сегодня Пинский пришел на работу раньше обычного. Тому было несколько причин. Главная – сдача сборника «Весь Киев». Идея издания принадлежала ему. Как-то в магазине «Дружба», роясь в букинистическом отделе, обнаружил любопытную книжонку «Весь Киев», изданную в XIX веке.

Там было все о городе – история улиц, адреса фирм, заводов, реклама…Увидев книжицу, Пинский расстроился. Оказывается, в его родном городе бизнесмены уже водились, и, судя по книге, люди были с головой.

А он-то думал, что его фирма была первой такой.

Пинский просматривал макет, как вдруг из темноты сознания начала нарастать тревога.

Свет померк; все, что окружало Пинского, съежилось, утонуло во мраке; тревога превратилась в панику; страх выталкивал из кресла. Помещение сразу стало неуютным, враждебным.

Марк Борисович страдал бессонницей. Ложился в двенадцать, два часа спал, просыпался, читал, снова засыпал, вернее, зедремывал, в половине шестого вставал, выводил ротвейлера Балту на прогулку, выпив чашечку крепчайшего кофе, уходил на работу.

Диспансер, в котором работал Марк Борисович Розовский, находился в старинном двухэтажном здании времен чуть ли не Петра I. Стены полтора метра толщины, окна – настоящие бойницы. Внутри своды уходили ввысь, коридоры были узкими, двери скрипели, полы прогибались, туалеты с проржавевшими бачками и «дергалкой» для слива воды шумели водопадом, пищу готовили на огромной кирпичной плите с размером в футбольное поле…

Марк Борисович открыл калитку, встретил Клару Ефимовну. Это была толстая и необыкновенно подвижная женщина, ставшая, благодаря усердию и таланту, старшей сестрой. Женщина-самоучка. Ее бабушка считалась в округе непревзойденной врачевательницей, знала основательно лечение травами. Она и привила Кларе любовь к болящим. Розовский был доволен Кларой. Если уж создавать стандарт человека (а по глубокому убеждению Розовского, не все могли называться так), то непременно с Клары Ефимовны. Возле нее больной всегда чувствовал тепло и надежность, а ее словом внушались даже самые убежденные материалисты. Голос у Клары был мягкий и глубокий. Говоря, она всегда смотрела прямо в глаза.

– Доброе утро, Марк Борисович, вы снова не выспались.

– И все-то ты видишь, Кларочка, как прошла ночь?

– Привезли тяжелую, депрессия. Видно, муж здорово напугал в брачную ночь, едва привели в чувство.