Холодная, каменная, острая церковь вырастает из земли – как волчий клык в наростах зубного камня, солнце смягчает – степляет ее острые черты. Церкви с колокольнями похожи на механические будильники – каждое утро они звонят, но Бог спит очень крепко и очень давно – с воскресенья. Никому не хочется вставать на работу. На паперти у входа стоит Пермоллой, смотрит на нас – как мы идем. Лунный ландшафт его лица и быстрые глазки говорят о не самых крепких нервах. Левая часть его тела меньше, чем правая, и как будто старше, чем правая. Вот такие сейчас родятся люди. Заметнее всего на лице, остальное только если приглядишься. Лицо перекошено – правая половина как будто пытается поглотить левую. Левая нога короче – немного припадает на нее при ходьбе. Рука меньше и тоньше. Позвоночник чуть скривлен на левую сторону – от этого сердцу тяжелее биться, но оно бьется – самоотверженно. Милостыню он просит левой – жалостливой рукой. Мосластая, тощая, глянцевитая – будто лапа ящерицы, нездоровая. Брезгливо. Здороваемся правыми – правая влажная. Первая фраза Пермоллоя всегда ясна, обдумана, полна воздуха и энергии, но после первых слов он начинает задыхаться, захлебываться, спешит сказать, глотает слова и смотрит с надеждой, что вы его поняли. Как же он всегда пялится на Руби! Обволакивает паутиной взора – паук-вуайерист. Пора уже переезжать отсюда поближе к работе – или подальше от нее – денег вроде бы накопили.
Что он так уставился на меня – будто читает мысли. Точно, пора уезжать отсюда. На сороковую параллель. Или хотя бы на сорок пятую. Идея с кинотеатром, конечно, трудно вообразимая и выполнимая. Но как было бы хорошо, открыть кинотеатр, где будут показывать хорошие фильмы. Старые, новые, даже черно-белые и немые, но только хорошие. И чтобы еще люди ходили.
Облаченные в медовую глазурь безоблачного солнца они подходили к церкви. Чарис смотрел далеко, в даль улицы. За горизонт. Словно хотел улететь туда. Вслед за взглядом. Деревья росли вверх. Красно-желтыми фейерверками приветствуя их. Ничего нового у меня не было. И жизнь моя продолжалась по-прежнему. Влажно-бронзовое и шершаво-песчаное соприкасание эпидермисов. Со всеми и всегда здороваюсь руками. С девушками гораздо приятнее. Но приходится со всеми. Потому что одни только девушки со мной здороваться не будут. Когда я здороваюсь за руку, то выгляжу как идиот. Но все и так думают, что я идиот. Так что это не страшно. Но я не идиот. Идиот – это тот, кто совсем ничего не соображает. А я соображаю. Чарис красивый. Не хочется на него смотреть.
Синие голуби опасливо косились и подходили к нам в нерешительном – нервическом ожидании. Синие глаза Джеймса искали пустое место вокруг Пермоллоя. Места было мало. Вокруг неполноценных людей всегда мало места для взгляда. Синие глаза старика. Старик и море и голуби. Они спрашивали, работаю ли я по-прежнему техником. Я отвечал, что работаю.
– В церкви нужно сделать электричество на второй этаж, там, где стоит орган. Мы хотим сделать на органе подсветку в виде креста, но размытую, будто через витраж, хотя витража никакого перед органом нет. Оптическая иллюзия, думаю, должно хорошо получиться. Можешь помочь нам с этим?
– Попробую. Нужно посмотреть что к чему вообще.
– Когда-то я тоже работал по технической части.
Эх. А потом дочь умерла. Ушел в священники. Сноровка сейчас не та уже. Помню себя в университетские годы – Фигаро. Да, выбор специальности, университета – важнейший вопрос, в котором родители должны проявить дальнозоркость. Или Дальновидность? Одним словом, в этом вопросе родители должны себя проявить. Дети еще ничего не смыслят в это время. Какой из меня техник? Церковные голуби, сизые, всегда здесь. Иногда мне кажется, что в них и есть Бог. А еще в сводах и в тишине. Тишина отражается в сводах, и получается эхо тишины. Поэтому так тихо.
В церкви всегда движешься так, словно находишься в воде – плавно. Чтобы не задеть чью-нибудь душу. И думаешь так же. И для того же. Мы поднялись на второй этаж по узкой винтовой лестнице. Я осмотрел поле деятельности, обсудили, какие лучше светодиоды, как расположить. Умозрительно идея была хороша. Разноцветный отсвет на органе в форме креста, словно свет прошел через витраж, рассеялся и оставил след.
Хорошо – разбираться в электричестве. Хорошо – хоть в чем-нибудь разбираться. Я разбираюсь в прихожанах. Всех прихожан можно разделить на три типа. Когда я вижу человека, входящего в церковь. Я сразу могу определить, что этот человек относится к первому типу. А вон тот – ко второму. А вот этот – к третьему. Это внутри меня. Я просто чувствую – к какому типу прихожан относится человек. И мои чувства еще ни разу меня не подводили.
Читать дальше