Что он так уставился на меня – будто читает мысли. Точно, пора уезжать отсюда. На сороковую параллель. Или хотя бы на сорок пятую. Идея с кинотеатром, конечно, трудно вообразимая и выполнимая. Но как было бы хорошо, открыть кинотеатр, где будут показывать хорошие фильмы. Старые, новые, даже черно-белые и немые, но только хорошие. И чтобы еще люди ходили.
Облаченные в медовую глазурь безоблачного солнца они подходили к церкви. Чарис смотрел далеко, в даль улицы. За горизонт. Словно хотел улететь туда. Вслед за взглядом. Деревья росли вверх. Красно-желтыми фейерверками приветствуя их. Ничего нового у меня не было. И жизнь моя продолжалась по-прежнему. Влажно-бронзовое и шершаво-песчаное соприкасание эпидермисов. Со всеми и всегда здороваюсь руками. С девушками гораздо приятнее. Но приходится со всеми. Потому что одни только девушки со мной здороваться не будут. Когда я здороваюсь за руку, то выгляжу как идиот. Но все и так думают, что я идиот. Так что это не страшно. Но я не идиот. Идиот – это тот, кто совсем ничего не соображает. А я соображаю. Чарис красивый. Не хочется на него смотреть.
Синие голуби опасливо косились и подходили к нам в нерешительном – нервическом ожидании. Синие глаза Джеймса искали пустое место вокруг Пермоллоя. Места было мало. Вокруг неполноценных людей всегда мало места для взгляда. Синие глаза старика. Старик и море и голуби. Они спрашивали, работаю ли я по-прежнему техником. Я отвечал, что работаю.
– В церкви нужно сделать электричество на второй этаж, там, где стоит орган. Мы хотим сделать на органе подсветку в виде креста, но размытую, будто через витраж, хотя витража никакого перед органом нет. Оптическая иллюзия, думаю, должно хорошо получиться. Можешь помочь нам с этим?
– Попробую. Нужно посмотреть что к чему вообще.
– Когда-то я тоже работал по технической части.
Эх. А потом дочь умерла. Ушел в священники. Сноровка сейчас не та уже. Помню себя в университетские годы – Фигаро. Да, выбор специальности, университета – важнейший вопрос, в котором родители должны проявить дальнозоркость. Или Дальновидность? Одним словом, в этом вопросе родители должны себя проявить. Дети еще ничего не смыслят в это время. Какой из меня техник? Церковные голуби, сизые, всегда здесь. Иногда мне кажется, что в них и есть Бог. А еще в сводах и в тишине. Тишина отражается в сводах, и получается эхо тишины. Поэтому так тихо.
В церкви всегда движешься так, словно находишься в воде – плавно. Чтобы не задеть чью-нибудь душу. И думаешь так же. И для того же. Мы поднялись на второй этаж по узкой винтовой лестнице. Я осмотрел поле деятельности, обсудили, какие лучше светодиоды, как расположить. Умозрительно идея была хороша. Разноцветный отсвет на органе в форме креста, словно свет прошел через витраж, рассеялся и оставил след.
Хорошо – разбираться в электричестве. Хорошо – хоть в чем-нибудь разбираться. Я разбираюсь в прихожанах. Всех прихожан можно разделить на три типа. Когда я вижу человека, входящего в церковь. Я сразу могу определить, что этот человек относится к первому типу. А вон тот – ко второму. А вот этот – к третьему. Это внутри меня. Я просто чувствую – к какому типу прихожан относится человек. И мои чувства еще ни разу меня не подводили.
Отдав должное старику Джеймсу и его идее, я продолжал идти. Школьная спортивная площадка через дорогу от церкви, сюда я хожу заниматься. Облезлая краска. Гнутые зимними льдинами жестяные отлива на крыше. Сладкое мурлыканье растянутых мышц. Открытые окна в теплую погоду. Возможный чей-то любопытный взгляд из окна. Планирующий с балкона голубь. Заходящее в дымке за дальним домом солнце. Характерные, по-детски театральные дети. Прыгающий – бум, бум-бум – мяч. Прохожая девушка на каблуках. Растерянный муравей на перекладине. Влюбленные, украдкой, взгляды маленьких девочек. И берущие пример – на будущее – взгляды мальчиков, еще не различающих соперника. И колокольный звон в конце, когда уже нет сил, когда идешь и дышишь, ощущая легкими воздух. Магический звук – подгадываю время специально. Люди с чувствительной кожей ощущают ветер особенно. Когда не совсем выспался, ветер бодрит. Возбуждает нервные окончания.
Маленькие, провинциального вида парикмахерские – есть в них что-то милое и в то же время отталкивающее – гнетущее. Именно в зале ожидания провинциальной парикмахерской в полной мере можно ощутить всю ничтожность человеческой жизни. И это совсем не то возвышенное чувство, которое испытываешь, глядя на накатывающий во время шторма прибой или на звезды ночного тропического неба.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу