Дмитрий Волчек: Книга дождя. Повесть

– Хорошо! – и тут же с ходу придумывала, как именно.

Вообще, её эротическое воображение било безудержно, я лишь следовал бледной тенью по пятам.

– Да, вот так, да… хорошо. Входи… – и медленно, нараспев: – Я наклоняюсь, протягиваю руку между ног и достаю до твоей мошонки. Обхватываю нежно её пальцами…

Говорила, как это всё выглядит в реальности: домашние все спят, она сидит запершись на кухне, широко расставив ноги, одна – на низенькой табуреточке. Трогает себя. Подносила телефон к промежности, и я слышал завораживающее чмоканье – как чмоканье детских сапожек по осенней слякоти… Солнце мягко запуталось в волосах. Ветер и воспоминания. Её чуть припухлые губы полуоткрыты, будто выпускают из себя невинный и незримый возглас – как знак всепрощения и любви. Ко всем. Ко всему.

Потом мы разругались из-за чего-то. То ли я что-то наговорил спьяну, то ли ещё что – не помню.

3

Мне нравится жить так, будто до меня и не было никакой поэзии. Мне нравится думать, что это – моё изобретение. Ведь её столько во всём, чего касаются мои руки и взгляд! В ней самой нет людей – но есть их цветение.

Вся моя жизнь проходила в тени домов, под сенью зданий. А улицы были как крёстный путь.

Поэма моего бытия – она странная и печальная. В 13 лет я прочёл «Исповедь» Л. Н. Толстого. И для меня открылся тёмный, но завораживающий мир инсинуаций смерти, наполненных непостижимостью собственного отсутствия. В этом было что-то от детских ночных посиделок где-то в пионерском лагере или в деревне у бабушки, куда съезжалось много родни, много детворы. Когда те, что постарше, пугали младших страшными, душераздирающими историями. Сознание тогда смешивалось с темнотой, прерываемой лишь слабыми вспышками фонаря за окном, наполнялось ветром и сладкой жутью.

Успокаивал дождь. Успокаивал рассвет, его предчувствие.

4

Через два года после освобождения я женился. Родился сын. С женой познакомились на стройке: работали в одной бригаде штукатуров-маляров. Она была ровно на десять лет младше. Почти что девочка.

Жили в старом полуразвалившемся двухэтажном деревянном доме, где из всех прорех глядели печальные, а то и трагические судьбы живших здесь прежде. Забегая чуть вперёд, скажу, что здесь же, на втором этаже, повесилась три или четыре года спустя мать жены. Совсем не старая ещё, миловидная женщина. Пила сильно, несмотря на всю внутреннюю борьбу свою и многочисленные «кодировки». Интересовалась магией: я видел книги, которые она собирала. Тогда, рано утром, когда нас с женой крикнули наверх, она, уже освобождённая от удавки, лежала на полу. Лицо опухло и едва заметно отливало синевой. Оно было безучастным ко всему, нездешним. И моё сознание не могло вобрать его в себя, ассимилировать: мысли как бы обтекали его, не касаясь…

Дом окружали заросли вишни. Они подрагивали шаловливо днём, на солнце, – а ночью выглядели призрачно и таинственно. В огороженном самодельным забором дворике летом можно было разводить костёр, жарить шашлык, печь рыбу в железном «шарабане».

– Есть такие купе двухместные, СВ. Вот были бы деньги… – мечтательно говорил я жене, – поехали бы с тобой по всем городам, в которых я бывал, которые люблю.

Приводил названия. В голове вспыхивали яркие, чуть потускневшие от времени картинки.

– Представь: за окошком леса, поля, полустанки, большие станции… Тебе столько всего нужно увидеть!.. И я бы трахал, трахал и трахал тебя!!

Тогда ещё не прошло время нашего сексуального сумасшествия.

Туалет был на улице, один на несколько домов. Как-то пришлось наблюдать через проломанную в перегородке между «М» и «Ж» щель, как одна молодая незнакомая леди писяла, нисколько не смущаясь такой «обратной перспективой». Это было похоже на стекающие по золотому диску луны беспорядочные струи дождя…

С работой было не очень хорошо. Я не удерживался долго на одном месте. Отчуждение в наших с женой семейных отношениях росло, оставляя в душе осадок горькой, бессильной и безнадёжной нежности и тоски. Пьянки, совместные и по отдельности, стали носить всё более затяжной и всё более психоделический характер. Она взяла моду заявляться всё позже и позже, порой под утро, а то и на следующий день. Я, если были деньги, тоже шёл в магазин и покупал пива. Телефон раз за разом отвечал заунывным: абонент недоступен… Я с болью смотрел на сына. Улыбался через силу, отвечая, хоть и невпопад, на его лепет.

– Папа, а почему вода на небе?

– Ну, это дождь… Деревья, травка, цветы – они ведь тоже хотят пить. И вот природа берёт золотистую лейку, вот как у тебя, только большую, и начинает поливать землю живительной влагой…