Александр Юдин - Разворошенное гнездо. Повесть

– Так это насовсем?

– Насовсем.

– Она дура? – удивилась Надя.

– Нет, практичная, – невольно рассмеялся он.

…Они свернули с шумного, яркого проспекта на пересекающую его тихую, скупо освещенную улочку, прошли вглубь квартала к темнеющей коробке невысокого дома с беспорядочно разбросанными на ее фоне изжелта-золотистыми квадратами окон, поднялись на третий этаж.

– Вот моя берлога, – сказал он, открывая дверь и пропуская Надю вперед.

Она сняла пальто, поправила перед зеркалом волосы. Глянула на него, зябко повела плечами:

– В-в-ой! Как я замерзла. Погрей меня, пожалуйста.

Он привлек ее к себе, зарылся лицом в ее волосы, еще чуть пахнущие весенним морозцем, чувствуя каждой клеточкой ее, доверчиво прильнувшую к нему. И мир потерял реальность, и поплыла в пямяти чистая чарующая мелодия, и привиделись голубое небо, голубое море, золотистые дюны, и нежная дева в белых одеждах, собирающая цветы. Как в тот раз, когда он впервые был с ней и услышал волшебную песню, вызывающую сказочные видения. И эта дева была она, и эта песня была ее душа, парящая над землей… «Я придумал ее?.. – медленно плыло в сознании. – Да, да… придумал… Наверное, придумал… Ну и что?.. Ну и пусть… Я хочу, чтоб она была такой… Мне такая нужна… Мне ее… такой… очень не хватает… И пусть будет иллюзия… весь мир иллюзия… И пусть будет тот, кто… умеет это не разрушить… Разрушает грязь, а она чиста… потому что… потому что… ну не знаю… она вызывает эти вот чистые видения…»

На ней было черное платье с тонкой ниткой белых бус на груди. Строгое платье. А сама она источала ласку и доброту. И совсем рядом были ее глаза, мерцавшие, как из глубокого омута, таинственно и хищно. У нее удивительная способность: она умеет глядеть в глаза пристально и долго, так что становится немного не по себе; и целует как-то также: пристально и долго. Она охватывает его шею руками и впивается в его губы долгим, пьянящим поцелуем, увлекая, затягивая в омут страсти… Как колдунья. Как русалка…

– Андрюш, а ты… ни разу не говорил… ты меня любишь? – тихо спросила она и, как показалось ему, даже затаила дыхание в ожидании ответа.

– Неужели ни разу? – искренне удивился он.

– Ну скажи, любишь или так только?..

– Конечно, люблю, иначе зачем бы я…

– А почему любишь? – опять затаила она дыханье.

– Да хотя бы потому, что ты простодырая, и мне с тобой легко. Понимаешь… у меня при тебе душа нараспашку, она отдыхает… Ты возбуждаешь во мне рыцаря, готового защищать тебя… Да еще и красивая. Разве можно такую не любить?

– Правда, что ли? – недоверчиво глянула она на него.

– Правда.

– Ну да, а сам хотел променять меня на Наташку, – укорила она.

– Да что ты, Надя?! Какая еще там… Я же говорил тебе, что это просто недоразумение, это всего лишь…

Она не дала ему договорить, прикрыв его губы ладошкой.

– Знаешь, почему я тебя люблю? – шепнула она, задумчиво перебирая его волосы. —

– Ну, наверно, просто потому, что я умный и красивый, – сказал он тоном самовлюбленного идиота.

– Вовсе нет, – легонько куснула она его мочку уха, понимая, что он шутит. – А просто потому, что ты… ненормальный, – сказала опять шепотом и прыснула, уткнувшись лицом в подушку.

– Вот те на… – удивился он.

Она, приподняв голову, серьезно глянула ему в глаза. Сказала раздумчиво:

– Я вот думаю, Андрюша… знаешь, есть люди – так себе: и неплохие вроде, хорошие даже, но… как бы это… обыкновенные, нормальные. А ты другой… не всякий. Я не верю мужчинам, которые рассчитывают все на сто ходов вперед и не делают глупостей, а тебе верю. Ты – настоящий…

– Альфа-самец! – добавил он, стукнув себя кулаком в грудь.

– Не кощунствуй, – щелкнула она его по лбу. – Я знаю, и тебе бывает больно, трудно, но ты не сдаешься и остаешься самим собой. Вот за это я тебя и люблю. Да нет, не то чтобы за это… Разве можно любить за что-то? Я просто тебя люблю. Люблю в тебе мужчину.

– В общем, она меня за глупости любила, а я ее – за снисхожденье к ним, – сыронизи-ровал он.

– Вот именно, – надавила она ему пальцем на нос. – И не кощунствуй, пожалуйста.

– Прости, молчу, – поймал он губами ее палец.

Трубка залилась короткими гудками. Он медленно положил ее на аппарат, размышляя над создавшейся ситуацией. Надо было доложить о ней заву отделом. Тот что-то сочинял, быстро клацая компьютерными клавишами. На столе, как всегда, вороха бумаг.

– Придется, видно, отложить командировку в Дольск, – сказал Андрей.