Александр Юдин - Разворошенное гнездо. Повесть

– Так это хоть кого, – улыбнулся он успокаивающе. – Ты же не гимнастка.

– Почему же… Немного занималась. Давно-давно, сто лет назад. Теперь вот уже старуха. Вырядилась, приехала специально, а он и не смотрит.

– Что ты, Надя! – обняв ее за талию, притянул к себе.

– Ой-ой, что делается! При народе, в хороводе.

– Ты даже не представляешь, какая ты красивая, и как я рад, что вижу тебя, —шепнул ей на ухо.

– Правду говоришь? – кокетливо спросила она, а в глазах было настороженное ожидание.

– Правду говорю, – в тон ей ответил он. – А зачем ты неправду говоришь, что специально приехала? Ведь у тебя тут дела?

Внизу опять начала выступать та козочка. Надя молчала, наблюдая за ней.

– Никаких дел у меня тут нет, – неожиданно призналась она. На тебя приехала посмотреть. Тут же недалеко – всего ночь на поезде.

– Среди недели?

– Ничего особенного, – улыбнулась она. – Поднакопила отгулов и явилась… И никакого общежития за мной не забронировано. Если не встречу, думаю, – в командировке где мотается или еще что – сяду на поезд и обратно укачу. Поезд, кстати, отсюда ночью отправляется, так что мне это еще совсем не поздно сделать. И ты можешь от меня без особых хлопот избавиться – не обременять себя провожаньем. Я понимаю: прошло немало времени, поди, женат уже – придется ответ держать, где до ночи проваландался… Господи, и зачем я вообще это сделала?!

У нее дрогнули губы.

И жалость жалом впилась в грудь.

Он повернул ее к себе. Сказал, глядя ей в глаза:

– Ты все очень хорошо сделала. Все правильно. Ясно?

– Нет, – сказала грустно.

– А насчет жены… Нет у меня жены.

– Правда, что ли? – недоверчиво посмотрела она на него. – А так отчетливо вроде намечалась.

– Это уже вопрос другого порядка, – чмокнул ее в щеку. – Мы сейчас пойдем ко мне и все расскажем друг другу. Идет?

Она пристально, изучающе посмотрела на него, подумала.

– Идет, – сказала тихо.

– Ты хоть согрелась?

– Согрелась.

Они вышли на улицу. Был час пик. Народ валом валил с работы, скапливаясь на остановках. Мимо них проскакивали битком набитые автобусы, троллейбусы.

Надя, поежившись, подняла воротник пальто.

– Опять замерзла, что ли, сибирячка? – бодро-насмешливо осведомился он.

– А я вовсе и не сибирячка. Забыл, что ли? Так-то, выходит, я тебе интересна.

– И правда забыл. Прости. Откуда ж ты такая?

– Какая? – кокетливо спросила она.

– Такая прелесть. И отчаянная.

– Из Челябинска, хороший мой, из Челябинска.

– Но там, между прочим, тоже морозы бывают будь здоров.

– Быва-ают, – подтвердила она.

– Слушай-ка, уралочка, – догадался он, – а ты давно последний раз калории принимала?

– Давно, – созналась она.

– Вот балбес! – ругнул он себя. Хочешь пельменей?

– Хочу, – с готовностью мотнула она головой

Они пошли через квартал на соседнюю улицу. Сокращая путь, свернули на тропинку за невзрачным трехэтажным домом. В тени его, куда солнце редко доставало своими лучами, тропинку прерывал черный ручей, выбегавший из-под большого слежавшегося сугроба. Андрей легко перемахнул через него, протянул Наде руку:

– Прыгай. Ловлю.

– Да не могу я, – хохотнула она. – Платье на мне узкое.

Он вернулся, подхватил ее на руки и, выбрав место поуже, прыгнул вместе с ней.

– Ой! – испуганно схватила она его за шею.

– Ух, ты, Надька, Надька! Прелесть! Я соскучился по тебе. Только не догадывался об этом, пока ты не приехала.

– Правда?

– Правда.

– А, может, ты меня все-таки отпустишь?

– Нет. Вот так и понесу сейчас тебя на руках.

– Ой, как хорошо-о! – пропела она.

– Хорошо? – глупо переспросил он.

– Хорошо. В кино в таких случаях говорят, млея от восторга: «Ты сумасшедший». Я тоже млею от восторга, прямо сердце замирает; кажется, сейчас умру. И тоже скажу, что ты сумасшедший. Но немного по другой причине. Я бы, сознаться, еще поездила на тебе, но ты должен позаботиться о своем моральном облике. Тебя ведь тут знает уже, наверное, каждая вторая собака. И что скажут о тебе блюстители нравственности, если увидят, что ты какую-то чужую бабу нес на руках? Вот так, скажут, корреспондент, вконец обнаглел.

– А что, журналист не человек, не может себе позволить любить женщину?

– Может, может, Андрюша, но ты все-таки отпусти меня, пожалуйста. Ты можешь себе позволить любить женщину, можешь игнорировать пересуды любителей нравственности, но я не могу себе позволить хоть чем-то тебе навредить.

…В пельменной была очередь. Небольшая, но очень уж медленно двигалась.