Людмила Смоленская - И о чем-то плакала Японка

Конечно, в моей уголовной практике были дела с мистическим налетом. Ну, например, дело Яны Черемисиной, молоденькой девочки из небольшого Ямальского городка. Девчонка из благополучной очень обеспеченной семьи, отличница. Спортсменка-лыжница. Никогда не состояла ни на каком учете – ни у психиатров, ни в инспекции по делам несовершеннолетних. Доброжелательная, целеустремленная, все характеристики положительные. Собиралась поступать в строительный ВУЗ, ходила на подготовительные курсы. Вышла замуж в семнадцать лет, а в восемнадцать познакомилась со мной в качестве обвиняемой в жестоком убийстве своей свекрови, на теле двадцать два ножевых ранения. Убийство не отрицала. Рассказала, что её свекровь – ведьма. Что может превращаться в ворону. Что, видя богатство её родителей, приворожила Яну к своему сыну. Что папа был категорически против её брака, тем более в 17 лет, тем более, с парнем из проблемной семьи. И ведьма публично пригрозила ему смертью, если он не изменит своего мнения. Папа Яны скончался от перитонита через двое суток после этого разговора. После положенных сорока дней траура молодых повезли в ЗАГС. А потом Яна пару раз застала свекровь в постели со своим мужем, а с её, значит, сыном. Ну вот и убила. Отомстила и за папу, и за себя.

Рассказ был настолько нелеп, что Яну отправили на судебную комплексную психолого-сексолого-психиатрическую экспертизу. Результат нулевой, экспертиза не нашла у Яны ни психического заболевания, ни склонности к фантазированию, ни сексуальных проблем.

Это я вам долго рассказываю, на самом деле всё это промелькнуло у меня в долю секунды. На допросах, видя явное мое недоверие, Яна однажды сказала:

– Вот когда сами окажетесь в моём положении, тогда вспомните меня, Лукерья Михайловна.

Ну вот я и вспомнила.

Наталья Модестовна внимательно наблюдала за моим лицом. И видимо пришла к какому-то выводу. Потому что попросила меня положить ручку и рассказать всё поподробнее.

– Вы не производите впечатления неадекватной идиотки.

– Боюсь, что вы мне не поверите… – осторожно начала я.

– Начинайте рассказывать, там видно будет. Я здесь много каких невероятных историй слышала…

Ну да. Ну да. И всё же…

– На вашем месте я бы тоже не поверила…

– Да не приведи Господь вам на моем месте оказаться! – занервничала Наталья Модестовна. – И не тяните время, у меня его мало!

Опять на болезнь намёки? Ладно, была не была.

И я начала рассказывать про Японку.

– Вот значит как, – задумчиво произнесла она, когда я закончила. – Значит, вот как. Теперь понятно, почему бабка Зарефа так резко рванула в город к дочери, и почему после неё в вашей избушке никто не мог жить больше двух-трёх суток.

– С этого места, пожалуйста, поподробнее, – попросила я, считая, что имею полное право на такую информацию.

– В другой раз. Сегодня у меня проблемы, я и так засиделась тут с вами, да и темно на дворе.

– Нет, позвольте! – возмутилась я. – Так нечестно! Вы, значит, знали, что моя изба для проживания непригодна, и молчали! Уж будьте так любезны объясниться!

Наталья Модестовна явно не собиралась объясняться, да и не успела бы, потому что за окном раздались звуки подъехавших автомобилей. Эти звуки подозрительно напомнили мне, когда на нескольких автомобилях к месту происшествия подъезжают три-четыре экипажа ОМОНа.

Скорость, резкое торможение и хлопание дверок.

Быстрые четкие шаги, вот распахивается дверь кабинета, и врываются два кренделя в строгих черных костюмах и темных очках. Что за дела?

Я в недоумении оглянулась на Наталью Модестовну. Она побледнела и пыталась резко выдернуть из-за стола своё полное болезненное тело, но застряла. Губы её дрожали, со лба катились мелкие бисеринки пота. Мне стало её жаль.

Я уже понимала, что бойцы приехали не по мою душу, и не боялась.

Вслед за парнями вошел невысокий худой человек лет сорока пяти, которого я сразу же узнала в силу медийности его личности.

Это был президент республики Колгория Сабир Имранович Жанзаков.

Наталье Модестовне удалось наконец выбраться из-за стола и поспешить навстречу высокопоставленному гостю.

– О, Великий Колгор…, – начала она, но Сабир Имранович оборвал её резкой репликой на колгорском языке, и она рухнула перед ним на колени.

Жанзаков не посмотрел на меня, не произнес ни звука, но один из его телохранителей двинулся в мою сторону явно не с добрыми намерениями.

– Я ухожу. Я ничего не видела и не слышала, – спокойно сказала я и направилась к выходу.