Пользуясь тем, что они меня не видят, я подошла к Госту совсем близко. Он молчал, а его дружки наперебой пытались ему что-то рассказать. Но если они и не замечали, то от меня не укрылось то, что Гост совсем их не слушал. Впрочем, я тоже. Все равно мне сложно было понять, о чем они толкуют, смешивая нормальный язык с вульгарным разговорным жаргоном и какими-то уж совсем странными понятиями. Я продолжала с неподдельным интересом изучать Госта: серо-голубые глаза, тонкие правильные черты лица и светлая кожа. Светлая, но не бледная.
Но также я ощущала холод, который исходил от него. И хоть я больше не была человеком, рядом с ним я чувствовала себя так, словно была сжата ледяными щупальцами так сильно, что с трудом могла дышать. Непроизвольно я попятилась назад, и щупальца начали отпускать меня. Я замерла. Гост повернул голову в мою сторону, и его обжигающе-ледяной взгляд на долю секунды коснулся меня, хоть он об этом никогда и не узнает.
– Голос! – ни с того ни с сего властно скомандовал он.
Я не могла понять, что происходит. Единственное, что мне хотелось сейчас сделать, это уйти… улететь… исчезнуть…
– Гост… я… я все объясню… – раздался тихий голос прямо за моей спиной.
Я оглянулась и увидела запуганного до полусмерти парнишку. С виду он был ровесником Марии и сейчас выглядел жалко, зато Гост показал мне разом и жестокость, и власть одним своим голосом.
Готы отвели парня «под конвоем» в ближайшие дворы и совершенно жутким образом избили. Мальчик даже не сопротивлялся.
Меня трясло, действительно трясло, когда я смотрела на это сверху, но я думала, что не в моих силах что-то сделать. Я закрывала глаза и как наяву видела жалостливые несчастные глаза этого парня, полные боли, и глаза Госта, ледяные и безжалостные. Он не принимал участия в побоях, стоял рядом и смотрел. Но именно с его молчаливого согласия несчастный еще месяц пробудет в больнице, а до этого полторы недели – в реанимации.
***
Вечером того же дня, я вновь увидела на улице Марию. Она одиноко стояла на остановке у парка Блонье. Похолодало, и девушка куталась в пальто, она то и дело поправляла замерзшими белыми пальцами воротник и что-то шептала. Я стояла рядом с ней, но не могла разобрать ее слов.
Подъехал автобус, и я вошла вслед за ней. Несмотря на то, что свободных мест было предостаточно, девушка встала у окна, крепко вцепившись в поручни. Моя рука тоже коснулась их. Я была уверена, что это навеет мне воспоминания о моей жизни, но ничего подобного не случилось. Я увлеченно наблюдала за «своей» Марией. И в том, что она «моя» у меня уже не осталось сомнений.
Эта девочка встретилась мне совсем недавно, но я чувствовала ее. Знала все привычки, безошибочно могла бы угадать предпочтения, я знала ее всю, знала ее душу. И меня больше ничуть не пугала эта мысль. Мне показалось, что я теперь не одна, пусть люди и никогда не узнают о том, что я рядом. Я думала, что если буду оберегать кого-то, то докажу, что я все еще здесь, в этом мире. Докажу это себе. Я видела свое спасение в этой девушки.
Ее темные волосы, подхваченные ветром, скрывали ее лицо всякий раз, когда в салон врывался поток холодного воздуха с улицы, стоило дверям открыться на очередной остановке. Ее пальцы, отогревшись, начали то быстрее, то медленнее барабанить по поручням, а потом она непринужденно заправляла непослушные прядки за ухо левой рукой и снова барабанила…
Наверное, я улыбалась. Мария тоже улыбалась, несмотря на непонятную мне грусть, отчетливо читающуюся в ее глазах.
Я последовала за ней до самого дома. Она жила в хорошем богатом районе, в большой светлой квартире на шестом этаже, из окон которой открывался чудесный вид на город: дорожки старых белокаменных трех-четырех этажных домиков, а за ними, вдалеке, виднелся красный кирпич заброшенного костела, где уже несколько десятилетий хранился архив.
***
– А ты вообще знаешь, сколько в этом градусов?! – услышала я противно-визгливый женский голос. А когда оглянулась, увидела Госта с высокой худощавой крашеной блондинкой, отросшие темные корни волос которой сразу бросились мне в глаза.
Я была уже довольно далеко от дома Марии, бесцельно бродила по темным дворам, но вот чего-чего, а встретить гота с подружкой мне сейчас хотелось меньше всего. Гост нес в руках какой-то сверток, довольно большой и никак не реагировал на крики своей спутницы, и она продолжала:
– Семьдесят два! Слышишь, семьдесят два! И вообще, во многих странах продавать абсент запрещается, потому что в нем содержатся наркотические вещества!
Читать дальше