Виктор Шлапак - Записки учителя

Каким я был раньше? Почему я такой? Значит, я должен был быть другим? Если другим, то каким? Известно ли мне? Да или нет? Почти. Тогда почему я не стал таким? А может ли человек сам стать таким человеком? Или он становится таким, каким есть общество? А если он не хочет стать таким, как общество? Что тогда? Может ли быть так? Мне не в чем упрекнуть себя в отношении дела. Я считаю, что я делал все честно, но может быть, я оправдываю себя в себе и считаю бесчестное честным, ведь от этого бесчестное станет честным только во мне, а на самом деле бесчестное не может стать честным.

Я никому не поставил тройки просто так, я добивался; тройку можно и нужно добиться, а четверка – это уже работа самого ученика.

Я ни разу не поставил четверки вместо тройки, а если и поставил, то один раз… из сострадания к моим ученикам, великим труженикам жизни.

Это было один-единственный раз. Группа девочек не успевала сдать зачет, их сняли на практику.

Я поговорил с мастером.

– Ставь, что хочешь.

Через день я шел по строящемуся поселку, находящемуся недалеко от училища. Я любил ходить утром по этим тихим сонным улицам, где пахло еще деревней, но где утром люди просыпались не от криков петухов, а от воркотания бульдозеров.

Вдруг кто-то позвал меня, притом звали откуда-то сверху. Я поднял голову и увидел в окнах дома знакомые девичьи головки. Они улыбались вовсю, махали руками, кричали.

Вокруг стояла невообразимая грязь, они сами были грязны, но я уже видел в воображении этот дом через полгода, так было и в действительности: я видел чистые аллейки, детские коляски…

Они любили свой труд, пусть не все, возможно, у них не было философского понимания труда, себя, но они творили это все своим трудом, для других…

Я поставил почти всем в этой группе четверки и пятерки.

Потом я понял: они творили добро почти инстинктивно, но ведь добро – это еще и знание о добре.

Я оправдывал себя и тут же обвинял, нет, не я, а жизнь…

Как же быть? Кто ответит мне, другим?…

Я заметил, когда я вхожу в класс, вижу перед собой лица учеников и начинаю работать, боль проходит.

Но когда я возвращаюсь домой, случайно оброненная фраза, случайно увиденное знакомое лицо, напоминающее мне что-то в прошлом, я чувствую, как боль возвращается. Может быть, во мне болит прошлое, мое прошлое? Только ли мое? Или человеческое? А если забыть? Забыть прошлое? Невозможно! Оно живет и ворочается во мне какой-то огромной, тяжелой, черной массой, давит, не дает дышать, жить. Забыть прошлое невозможно, если прошлое забывают, оно повторяется.

Вспомнить? Я чувствую в этом что-то светлое, чистое, похожее на первое теплое свежее дуновение весеннего ветерка, обновляющее все живое.

Я помню солнечный радостный день. Я закончил университет и устраивался преподавателем эстетики в профтехучилище.

В университете я подружился с Мишей Павленко, он писал стихи, часто читал их мне: мы постепенно сблизились. Он так и не закончил университет, застрял на четвертом курсе: подвел хвост по немецкому языку, третий год он борется с ним, но пока безуспешно. От него я и узнал, что из профтехучилища, где работал Миша, увольняется преподаватель эстетики, довольно оригинальный человек, и я могу попытаться… Я пробовал устроиться еще на пятом курсе, но преподаватель передумал и вот в этом году уходит.

Училище находилось у черта на куличках: надо было ехать метро, потом пересаживаться в трамвай и в нем трястись в самый конец города, но мне нравится эта поездка: интересно видеть открывающиеся в окно виды, читать, и еще: рядом с училищем – лес. О нем я узнал раньше. Я иногда приезжал к Мише в гости, просто так, и мы ходили в лес. В лесу, в самой глубине, было озеро. Мы забирались в лес и говорили, говорили. Он рассказывал о работе мастера с группой, об учениках, о возможных психологических опытах, и вообще – об училище.

Чтобы быстрее попасть в училище, надо было выйти одной остановкой раньше, но можно выйти и на конечной и, сделав крюк, пройтись рядом с лесом, я так и делал потом, но сейчас я испытывал совсем другие чувства, особенные: все как-то изменилось в мире, это была уже не прогулка, это были уже не рассказы о людях, а сами люди и сам я, весь в тревожном ожидании своей участи, судьбы.

Повезет или не повезет?

– Вот это он, – представил меня Миша замдиректору, когда мы поднялись на второй этаж небольшого невзрачного с виду здания в ряду таких же собратьев по улице.