Правда, в президиуме, кроме знакомых, двое новеньких, а третий, третьего я знаю очень хорошо. Это Журавлевин. Я его боюсь и презираю.
У него мягкое, кругленькое, белое лицо без морщин, не считая у глаз; хотя он старик, но стариком его нельзя назвать, достаточно было посмотреть, как он несет свою голову, как он ходит по коридорам училища и как он смотрит на людей, бегло, свысока, едва замечая, при сравнительно невысоком росте. И ходит он как-то неслышно, незаметно, словно подкрадывается.
Моей проверяющей нет: и хорошо, и плохо.
Умно, тактично выступают новенькие, оказывается, они из руководящего состава городского управления, я радуюсь, а вот и Журавлевин, он работает давным-давно…
Чрезмерный пафос высоко поднятой головы, вкрадчивая манера речи и мышления.
Я с содроганием ждал, когда он заговорит обо мне, а заговорить он должен был обязательно, и он заговорил:
– В прошлом у товарища имелся ряд серьезных нарушений, а сейчас исправился, претензий нет.
Некоторые заулыбались, кое-кто посмотрел на меня с одобрением, кое-кто с удивлением.
«Неужели и в них жили эти «серьезные нарушения». Какой это «ряд серьезных нарушений», я не знал, не знал десять лет, не знаю и сейчас, но я точно знал, что я был и остался прежним… Я не изменился, не изменяются и они, десять лет считавшие за мной «ряд серьезных нарушений».
«В целом здоровый и работоспособный коллектив», – закончил он.
Да, он, они, подобные, такие люди не изменяются, люди, которые могут говорить одно перед людьми, а на деле делать совсем другое…
Головная боль оживает, возвращается. Почему?
3. Зачем сдавать экзамены.
Экзамены – это не уроки, здесь я отдыхаю, единствен-ное, что волнует, – это заполнение документации, вечно что-то напутаешь, что-то не в ту графу занесешь, где-то что-то не там поставишь, распишешься…
Попробуй вмешаться и сказать, что многое лишнее… – тут же обвинят тебя во всех грехах. Единственное, что остается, это заполнить все бумаги аккуратно и в срок.
Но все-таки экзамены – это и пища для размышлений, это клубок, распутывая который можно понять все-все: время, людей и вообще жизнь и даже больше, как говорят.
С утра я вижу празднично одетых учащихся с цветами в руках. Оказывается, рядом выросла теплица, процветающая на экзаменах, так же, как на процентомании процветает оптимизм без педагогики.
Когда-то, в прожитых годах, я распутал этот клубок вместе с другими преподавателями, теперь все знают свои возможности. Я веселюсь вместе с учащимися..
Никаких волнений – одна уверенность, один оптимизм: все равно тройку поставят, куда вы денетесь? И какая разница, кто написал «Грозу», и кто представитель «Темного царства», зачем нам, слесарям, нужна русская литература?
Экзамены сданы, оценки поставлены: двадцать четыре тройки, шесть четверок, пятерок нет и в помине.
Я заполняю ведомость и заношу к директору на подпись. Он смотрит сразу на итоги. Работает цветной телевизор, с ним в кабинете бывшая ученица, ныне царствующая председатель угкома.
– Сколько процентов качества знаний?
– Семнадцать! – говорю я и показываю пальцем цифру, на которую она смотрит.
– Маловато. Управление требует где-то в регионе тридцати, сорока.
«Регион» – модное слово – свидетельствует о наличии эрудиции, подкованности, деловитости… вставляется в каждую строку.
Я улыбаюсь.
– Это еще хорошо для них, за год было четыре четверки, сейчас шесть.
– Маловато, – отвечает он, улыбаясь. – Вы плохо понимаете политику…
Я смотрю на него и вижу совсем другое: как он идет мимо преподавателей и мастеров, сидящих в обеденной комнатке, идет в отдельный кабинет к директору столовой; с отдельным прибором обедать… А за ним…
Откуда это, почему? Что это: настоящее или прошлое? И зачем сдавать экзамены?
4. Все тихо.
Я забыл, когда это было, год или два назад, может быть, три, но это было.
Я помню эту девушку, сидевшую на первой парте, ее огромные карие глаза под черными дугами бровей. Она много молчала, но тогда я еще не знал, что она много думала.
В училище установили дежурство преподавателей в общежитии. Дежурный оставался, отмечался и уходил.
Утром, когда я пришел на работу, узнал, что эта девушка погибла, бросившись с девятого этажа.
А день шел как обычно, ученики кричали, шумели, я был поражен, удивлен, словно я чего-то ждал, и мне казалось, что все должно идти не так, как шло, как идет. Я мысленно представляю ее, смотрю на нее в своем воображении, заглядываю в ее глаза и спрашиваю… Зачем? Почему? Не верится, но это было!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу