Валерий Голев - Волчий лог

За кухонной перегородкой, куда та пошла набрать воды, грохнула крышка чугуна, звякнул ковш о край оцинкованного ведра. Варька вышла и, поставив ковш на лавку, съехидничала:

– Зараз… только платье сброшу. – Она, скрестив руки внизу, взялась за низ платья и, задрав его выше колен, сделала вид, что снимает совсем. Ребята рванули к двери, Ванька споткнулся о порог, Володька кубарем перелетел через него. Раздался громкий смех Кузьмича: «Га, га, га…». Петька тоже засмеялся, вереща, как кастрированный поросёнок.

– О… ну, будя, дурак старый. А ты тоже, бесстыжая, – мать шлепнула по Варькиной плотной, круглой заднице намыленной рукой. – Постойте, куда вы, зараз вечерять будем, – остановила ребят в сенцах Варькина мать.

– Не, спасибочки, тёть Наталья, мы домой, поздно ужо, – смущённо переглядываясь, ответили те и выбежали на улицу.

Было уже совсем темно, всё небо было усыпано звёздами. На деревне лениво перебрёхивались собаки. У Ларионычей с насеста под железной крышей звонко прокричал петух. Ему ответил другой, потом третий, четвёртый, и кочетиная песня понеслась, покатилась по всей деревне, по всем дворам, где хозяева ещё могли прокормить кур. Где-то далеко, пролетая над болотами, противно прокричала серая цапля. Стайка чирков над речкой пронеслась со свистом, рассекая чистый, прохладный воздух.

– На Пупкинские болота полетели, – задумчиво сказал Володька.

– Ты был там? – спросил Ванька.

– Был. Мы с батяней в начале энтого лета, аккурат перед войной, белый мох там драли на новый сруб, по грудки в трясине полные корзины тягали. – И Володька, приложив правую ладонь ребром чуть ниже горла, указал, докуда доходила болотная жижа. Ванька подумал и спросил:

– Слыхал, чего Кузьмич гутарил?

– Чё?

– До Волчьего лога пахать будем.

– Ну.

– Боишься?

– Чё бояться-то.

– Чё, чё… Волчьего лога, дура.

– Зараз как дам в нюх. Сам дура. Чего его бояться?

Ванька задумался и тихо добавил:

– Там кости человеческие, черепа каждую весну вымывает. Помнишь, дед Вова рассказывал? Раньше торговых людей, какие ехали по большаку за товарами на Липецк, Воронеж, Елец, их в логу грабили лихие люди, убивали, потом закапывали, а каких так бросали. Волки там живут… ты же знаешь. Таперече эти… дезертиры.

Володька ничего не ответил, поднял воротник своего старенького драпового пальтишки и пошёл напрямую, через жнивьё 9 9 Жнивьё, стерня – убранное поле после колосовых. , по стёжке.

– Кошка! – вдруг вскрикнул Володька. По полю не спеша скакал серо-рыжий ушастый зверь.

– Какая кошка. Заяц, – ответил Ванька.

– Во здоровенный!.. А их едят? – задумчиво спросил Володька и кинул в зайца грудкой, тот наддал веселее.

– Едят. Я в книжке читал. Да и дед Тишуня рассказывал, что в германскую они их ели, в Польше и в Австрии. Больно уж их австрийцы уважают, – вспомнил Ванька.

– Во подстрелить бы. Мяса-то сколько, – мечтательно произнёс Володька.

– Как подстрелишь? Ружья, аккурат как войну объявили, так у всех и позабирали, – сердито пробурчал Ванька.

– А давай у сержанта у Сибиряка спросим, он охотник, наверняка знает, как их ловить, – загорелся Володька.

– Давай, – согласился Ванька. За разговорами не заметили, как подошли к дому Ивана. – Ну, всё, давай. До завтря, – тихо произнёс Ванька.

– Давай, – ответил Володька и поплёлся к своему двору.

– Ну… зараз начнётся, – прошептал Ванька и толкнул рукой дверь в сени.

– Ах… ты паразит, ах… ты охальник. Ирод, Царя Небесного, ишь… чего в школе удумали. Некому тебя бить, дьявола окаянного, – начала причитать мать. – Твоё счастье, отец на войне. Вот подожди, вернётся, он тебе даст. – Втолкнув Ваньку из сенцев в избу, мать зачерпнула кружкой воды из ведра в стряпке и стала поливать ему на руки. Все уже улеглись, Мишка только сидел на полу и, обняв руками колени, ехидно улыбался.

«Пускай он бил бы меня каждый день, только бы вернулся», – думал Ванька, умываясь, и начал читать про себя слыханную от деда Вовы старинную молитву о спасении ратников и переиначенную им самим во спасение отца. Вода, стекая с рук, с лица, стучала о дно таза, стоявшего на полу. Ваньке казалось, что он читает молитву под самый красивый перезвон. Такой перезвон колоколов он слышал на Пасху, на колокольне Михайло-Архангельской церкви в Кривополянье, до того как её закрыли в 1938 году. «…От пуль прицельных и от пуль шальных. Аминь», – закончил молитву Ванька и перекрестился.

– Чего ты там бормочешь? – спросила мать.