Мария Лукоянова - Полторы женщины

* * * * * * * * *

Катя – это какое-то проклятое имя: почти все Кати, встреченные на моём жизненном пути, были либо зашоренными курицами, либо страшными, как обгоревшая колода, бабами. Воистину несчастливое имя – Катя, его и произносить-то противно. После концерта, когда я уже вернулся в Саратов, Горшкова нашла меня в одной из социальных сетей; как оказалось, она была нижегородкой. Мы вели какую-то совершенно глупую переписку. То есть тогда, конечно, все эти электронные слова казались весомыми и значимыми, но теперь они мне видятся донельзя смешными и никчёмными. Дописались до того, что мне стало не хватать наших вечерних посиделок в ICQ, и я с нетерпением ждал завершения работы и учёбы, чтобы поскорее прибежать домой и уткнуться в компьютер до трёх часов ночи. Наш виртуальный роман подогревался неплохими песенками разных авторов, которые она присылала мне на почту, а я сохранял в своём плеере. Через некоторое время я стал спать прямо на ярусах, ведь встать в семь утра мне ещё удавалось, но к 12 часам дня запас активности истощался полностью. Норму по справкам я выполнял быстро, поэтому мог позволить себе в обед часика полтора тревожного сна, от которого быстро избавлялся, заслышав на лестнице шаги ЖСБ. Получив заряд бодрости, бежал в университет, досыпал там на последней паре, меня будила соседка, живущая через несколько домов, и вместе мы отправлялись на 2-ю Дачную. Вот так, совершая почти ежедневный круг, я жил, и в моей голове 90% пространства занимала Катрин.

По малолетству и неопытности я совершенно не знал, куда нас выведут подобные отношения. Будучи тогда ещё девушкой трезвомыслящей, Горшкова честно уведомила меня, что у нас не может быть будущего, поскольку мы живём в разных городах, и тут же рассказала, как познакомилась в гостях с подающим надежды саксофонистом. Их буйный роман развивался в прямом смысле слова на моих глазах, Катенька, когда появлялась в Сети, сообщала подробности свиданий и о своих чувствах к Дениске. В то же время, когда он не приходил на запланированные встречи или они просто не виделись, Катя писала мне тысячи сообщений с описанием своей несчастной судьбы, приводила аргументы в пользу меня и неизменно заканчивала фразой «если бы всё было иначе..». Именно с двумя точками. Если три – то это традиционное многоточие, как у всех, а мы же хотим быть уникальными. Если одна – это завершение предложения, а должна остаться лёгкая недосказанность. Как-то во время подобного депрессивного застоя я впервые услышал её голос, когда она прислала сообщение с просьбой перезвонить. Я волновался и она волновалась, поэтому мы больше молчали, чем говорили. Я вставал и садился, вновь подскакивал, обходил кругами скамейку во дворе, отряхивал грязь с сиденья. Наш немногословный разговор прервало опустошение баланса на телефоне. А через день, когда я торопился в университет на занятия, мне позвонили с незнакомого номера.

– Привет, это я. И я в Саратове. Стою на вашем вокзале под табло. Забери меня, мне очень плохо. Серёжа, алло, отзовись.

В хриплом голосе я еле-еле узнал Катрин. До железнодорожного вокзала идти было не очень далеко, но сначала я чуть не запрыгнул в третий трамвай на Астраханской и не уехал домой, подальше от этой девушки. Мне предстояло встретиться с человеком, который первым в этой жизни признавался мне в любви – пусть даже виртуально. В 17 лет это кажется совершенно не важным. Набравшись понемногу смелости и решив не припоминать ей Дениску, я купил по дороге блёклые цветы (какие сумел найти) и максимально быстро зашагал к вокзалу.

Под табло Катрин, конечно же, не оказалось. Не было её у ларьков с газетами, у касс, у лотков с безнадёжно промасленными пирожками, в женском туалете, куда мне не дали зайти. Вспомнив об одной её вонючей привычке, я кинулся к центральному выходу. Так и оказалось: Катя стрельнула у какого-то солдатика сигарету и прикурила её. Она стояла ко мне спиной, и у меня опять появился соблазн сбежать – благо, как раз подошёл десятый троллейбус. Но в 18 лет я ещё был благородным мальчиком, поэтому глубоко вдохнул и сделал шаг вперёд. Решив придать нашей встрече романтический антураж, я аккуратно обнял Катрин сзади свободной от цветов правой рукой и нежно прижал к себе. Через секунды три-четыре я завыл от боли, поскольку моя тыльная сторона ладони познакомилась с её сигаретой. Мы много мечтали, как встретимся на перроне, когда она приедет ко мне, но такой вариант не прорабатывался.

Вырвавшись из моих объятий, Катрин быстро развернулась. Она узнала меня и просияла, я взглянул на неё и обомлел: под левым глазом красовался гигантский синячище, какой-то жуткой формы, безобразный.