Наталья Семёнова: Ребята из белого дома. повесть, рассказы

Илья со стыдом и жалостью следил, как низкорослый друг, красный и потный от злости, прыгал вокруг высокого и увёртливого Леньки…

В который раз подброшенный им телефончик кувыркнулся в воздухе, сверкая полированным корпусом. Не утерпев, Илья поймал его на лету и едва уклонился от кулака Лёньки:

– Щас ты у меня мордой в землю зароешься!

Вдруг сверху раздался низкий, хрипловатый голос:

– Лёня, я всё вижу. Не цепляйся к мальчикам. Играйте хорошо, дружно.

Ребята запрокинули головы: на балконе третьего этажа стояла Глория Савельевна – полная немолодая брюнетка. В чёрном вязаном пончо и приподнятой рукой (она курила) женщина напоминала огромную птицу, взмахнувшую крылом.

Леня выругался от досады: при Глории затевать потасовку, стукнуть кого-нибудь – себе дороже. Она не поленится выйти и прочитать драчуну длинную нотацию. И пока он не раскается, не пообещает быть паинькой, – будет держать его за шиворот на виду хихикающей детворы. А убежишь – того хуже…

На днях Лёня с возмущением наблюдал, как чужой пацан раскатывал на велосипеде во дворе «белого» дома, как в своем собственном. На требование убраться подобру-поздорову он не отреагировал, продолжая внаглую нарезать круги. Не тратя больше слов, Лёня толкнул велосипед на полном ходу. Пацан упал, ушибся и заревел…

– А я предупреждал, что хуже будет, но ты меня не послушал, – мрачно усмехаясь, упрекнул его Лёня и услышал шум за спиной. К нему бежала разъярённая Глория. Уже и руки свои цепкие протянула. Спешно ретировавшись с места событий, он смаковал двойную победу: не только нахальную «мелочь» проучил, но и Глорию оставил с носом. «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, а от тебя, хрычовка, и подавно уйду…», – торжествуя, мурлыкал он.

Однако вечером неугомонная тётка явилась к нему домой – всего-то спустилась двумя этажами ниже, так как жила в том же подъезде. Она красочно описала матери его «мерзкую выходку», а потом взялась совестить:

– Откуда в тебе, Лёня, такая злоба? Живешь беззаботно за родительской спиной, как за каменной стеной. Ты ещё юн, почти ребенок. Зачем же начинать свою жизнь так дурно, с насилия, жестокости?…

Глория говорила, на правах приятельницы матери попивая кофе и покуривая сигарету. Лёня скорчил постную мину и тихим голоском возразил:

– Вот вы меня ругаете, а сами разве лучше? Если я ребенок, почему вы при мне курите, моё здоровье портите?

– Ах, говнюк! – мать угрожающе вскинула руку.

– Оставь, Инна, он прав, – сказала Глория и потушила сигарету. Её тусклое, с желтизной лицо порозовело от смущения и выглядело значительно моложе. – Извини, Лёша. Даю слово никогда при тебе не курить. Пообещай же и ты… – и она продолжила свой обличительно-воспитательный спич. Едва она ушла, разгневанная мать надавала ему затрещин и лишила очередной, весьма солидной для него и ставшей уже привычной, суммы на карманные расходы.

Поэтому, благоразумно опустив кулаки, Лёня решил расправиться с Ильёй позже, о чём и поставил его в известность:

– Ладно, чмо, ты мне еще попадёшься! Очень скоро, – и он с достоинством удалился.

А во дворе появился Денис – тощий, маленький, с серым личиком сын Глории, по мнению ребят, такой же правильный, заумный и занудный, как мать.

Она работала в городском музее, а в свободное время музицировала на пианино, читала, ходила на концерты и просто отлёживала бока на диване – словом, вела жизнь незамужней и бездетной женщины. Дениса она родила в сорок лет. Слабый и болезненный, он принёс ей изрядно тревог, хлопот и бессоных ночей. Сын подрос, а Глория всё носилась с ним, как курица с яйцом. Гулять без её сопровождения он стал на девятом году жизни. А мать, если не было срочного дела, наблюдала за ним с балкона, давала советы. Вот и сейчас она крикнула ему:

– Денисик, иди к ребятам, они тебя не обидят.

Он робко приблизился к друзьям и вежливо сказал:

– Здравствуйте, мальчики! Ой, какой телефон красивый! Можно мне его подержать?

В его позе с протянутой костлявой ручонкой, огромных глазах цвета взбаламученной лужи было нечто уничижительное, заискивающее. Приятели дружно скорчили кислые мины и повернулись к Денису спиной. Илья подхватил с земли свой ранец.

– Ладно, я домой. Надо математику подучить. На «пятерик» вытянуть.

Женя изумленно вытаращил глаза:

– Ты опупел?! У меня ваще почти одни «трояки», и то я не парюсь. И дома меня не достают. Как хочу, так и учусь.

Если Женя прихвастнул, то чуть-чуть. Он был любимцем и баловнем в семье. К нему всё еще относились, как к маленькому мальчику – прелестному, резвому, шаловливому. Даже требовательный отец прощал ему леность в учёбе.