Сергей Долженко - Город белых паломников. Роман

– Натали! Натали! – гремел ресторан. Киоскер ревниво и гордо оглядывался.

Стремительной дробью рванул ударник, запрыгали клавиши синтезатора и бешеным вихрем закружила по залу исступленная мелодия! На мгновенно взятой рискованной высокой ноте понесся вскачь головокружительный голосок:

Сколько удали, сколько безоглядной решимости было в этих словах, сколько свободы! Дикий пляс эпидемией разразился в «Универсале»…

Крикнула гитара, замерла гармонь. Взлетели Наташины руки в отчаянии…

Опять и опять, по нервам, по сердцу, по голове била эта разлихая песня, забытая и тысячу раз новая. Подкашивались ноги, визжали в безумных взорах карусели лиц, а девчоночка с белыми от напряжения кулачками разрешала тебе абсолютно все!

Разбросал последние звуки синтезатор. Стоп. А-а-нтракт!

Рассекая людской прибой у эстрады, Киоскер двинул в бок ошалевшего грузина, мечущегося с красными бумажками у Наташиных ног, подхватил ее, невесомую, на руки, и, припадая на хромую ногу, бросился с драгоценной ношей к своему столику…

Затем пили. Много. Пили под Омара Хаяма, которого дружно и взахлеб цитировали:

Дай мне чашу вина! Ибо мир этот сказка,

Ибо жизнь – словно ветер, а мы – словно пух.

Эх, пух! Эх, ветер!

Наташины зрачки остановились, расширились. Нарасхват шла она по рукам в медленных танцах. Каждый раз новые губы прикасались к ее шее и горячие слова щекотали уши. Каждый раз всего, о чем мечталось на ветхом диванчике, дарили ей в избытке – любовь, покорность, страсть и нежность…

Этим вечером компаньоны закрылись в подвальной резиденции. На сером неоштукатуренном потолке сияла мощная лампа, обнажая из тьмы неумело сколоченные лавки, кресла без ножек, низкий полированный столик, телевизор в углу и заплеванный, в окурках, цементный пол…

Настроение было, конечно, заниженным… Федор I, трогая ушибленную губу, разливал «ягодное», по стаканам. Паша, все еще, вытаращивая глаза, летел в траншею… Только Славик, Пашкин братишка младший, едва не ликовал! Еще бы, сидеть в кругу взрослых в самой штаб-квартире! А Славик давно этого заслужил. Летними светлыми вечерами по просьбе старших товарищей он обожал кататься на велосипеде. Описывал восьмерки вокруг влюбленных парочек, чуть не наезжая им на туфли… устраивал катастрофы с одинокими пьяными пешеходами… И в ответ на скоропалительную ругань выходили рослые тени из кустов и предлагали ему (им) не обижать маленьких…

Разобрав стаканы, выпили. Загуляла вкруговую луковица для слабеньких, остальные закусили густым папиросным дымком. Отпустило лишь после третьей; влив четвертую, вздохнули, переглянулись и рассмеялись; одобрив пятую, пустили в ход анекдоты, вольготнее задвигались, и вот Марьянинов воскликнул:

– Такую бабу я сегодня видел!

– Где успел? – расхохотались друзья.

– Подожди ты про бабу, – перебил Босс. – Игорь пахану не нажалуется?

– Пахан его – что, – сказал Паша. – Как бы он новенькому не настучал…

– А классно этот чувак машется, – сказал Медынский, – нам бы так.

– А ты – «тощий парень, слабоват…», – передразнил Витюнчик. – А он налетел на нас, как херувим!

– Как кто? – переспросил Федор I.

– Ну, в горах под облаками такие водятся, – туманно пояснил Витюнчик. – Мне бабушка рассказывала, мол, будешь вести себя не так, слетит херувим и по морде.

– Кликуха что надо, – решил Босс и, помолчав, спросил: – Сколько у нас там, в шкатулке?

И в который раз компаньонов охватило сильнейшее уныние. В шкатулке, жестяной коробке из-под леденцов, лежали жалкие двадцать один рубль. Мечтать о путешествии, основываясь на столь позорной сумме, мог бы только наглый фантазер, вроде Сперанского. Летние деньки стремительно уносились в прошлое, а шум морского прибоя становился все глуше и глуше…

Неожиданно вмешался Славик.

– У новенького два мотоцикла, может, один подарит? – невинно заметил он.

– У кого, у этого… Херувима? – не поняли компаньоны.

– У него, у его дяди – какая разница!

Неожиданный поворот несколько отрезвил друзей. «Яву» чехословацкой сборки и «Восход» Новгородцевых в квартале знали все пацаны старше трех лет. Слишком часто они застывали в восторге у гаража богатого шахтера.