Сергей Долженко - Город белых паломников. Роман

На улице потемнело, по оконным стеклам забили тополиные прутья, над потолком как-то все странно ожило, послышались чей-то стон, мольба… раза два кого-то ударили, он протяжно всхлипнул, этот всхлип отозвался по всему дому, до подвала… – словом, на квартал двигалась обычная для Мишуринска пыльная буря.

– Прости меня, – она тряхнула головой и волосы ее на миг украсились зелено-голубыми искрами. – Прости. Ты мал, а я еще меньше. И так не хочется ….

– Леночка, – проскрипел в комнатных сумерках бесцветный голос ее матери. – Штой-то в потемках сидите? Нельзя…

– Иди. Я сейчас, – очнулась она.

Он вышел на улицу. Вместо неба над крышами быстро летела какая-то серая дрянь. Извиваясь, вдоль бордюров, через изгороди и канавы, из щелей и закоулков ползли толстые, неопрятные ветровые змеи… В том месте, где следовало ожидать солнце, светился оранжевый круг и рассеянный пепельный сумрак приобретал розоватый оттенок.

«Уйти?» – подумал Сашенька. И чуть было не ушел, да его остановило развеселое «Ура!», грянувшее за палисадником. Пройдя под окнами, он увидел… своих беспутных друзей!

На крыше дома, на ее шиферном склоне еле держался Павка Растопчин. Рубашка без пуговиц, один рукав свисает от локтя, розовые тени клоунски раскрасили щеки, на лице восторженная улыбка!

Самоубийце рукоплескала компания, куда Сашенька так и не попал. Аристократ висел на плечах двух рослых полуодетых девиц, еще знакомые и незнакомые хохочущие лица…

– Поехали!

– Ну, давай же, Павлуша!

– Алле, гоп!

Павлик, качаясь, нависал над криками, лицо его кривилось восторгом все сильней и сильней…

– Спокуха, мужики, – дернулся Аристократ, – счас все будет…

На секунду всех поразила тишина и в эту секунду Павлик стал падать, сворачиваясь в воздухе, как ребенок во сне…

Сашеньку тронули за плечо.

– Нравится? А мне надоело. Хотя бы раз всерьез себе голову сломал…

Ветер уже мчал неожиданными зигзагами: выскакивал из-за угла и плясал, как безумный, лез в драку с тополями, хлопал на пустыре мусорными ящиками… Лишь в одном месте зловещий шутник смирялся и начинал кружиться мед ленно и безостановочно – над дорожкой к дому напротив, где на скамейке сидела заносимая песком давешняя старуха.

– Прогадала, бабка Мария, – усмехнулась девушка, не знала, наверное, что сегодня митингуют.

– Позвонить?

– К чему? Грузовик для них только по субботам ходит. Они и привыкли. Кто чувствует – пора, выходит к обеду и садится вот так…

– Где телефон?

– Ты что, первый раз на Низу? Нет здесь телефонов…

– Пойдем!

Но прошли они немного. Внезапно она остановилась, лицо ее озарили яркие желтые лучи, она попятилась… Буйные пыльные фигуры захватили ее, унесли… вроде как послышался вой автомобильных тормозов…

– Прощай, у нее есть парень, – сказали ему с одной стороны и толкнули в затылок.

– Опоздал, ее увезут на красивой машине, – прошипели с другой и всыпали за шиворот песка.

Как очутился Сашенька за рулем патрульно-милицейского «Урала», никто не разглядел в пылевом хаосе. Якобы в глухом дворике прятался на этой машине дежурный сержант, якобы опустился сверху в этот дворик обкуренный до безумия подросток, въехал под глаз сержанту и укатил в самые буйные вихри.

И в час, когда прекращалась буря и в воздухе, наконец, поредело, на одной из низовских улиц прорезался гул идущего на полном форсаже мотоцикла.

– ГАИ? – увидев его, встревожился паренек в бежевой «Ладе», стоящей у самого палисадника ее дома. – Надо же, а я права позабыл…

– Не переживай, договорюсь, я всех тут знаю, – сказала его ласковая подружка. Оправляя курточку, легко выскочила из машины и пошла навстречу. И там, где по всем правилам мотоцикл был обязан начать торможение, он плавно и мгновенно повернул на нее и максимально увеличил скорость. «Лада» рванулась с места, девушку бросило к ней под капот, а мотоциклист бешено ударился об стену…

В самом энергичном настроении сидел Киоскер в это утро на рабочем месте. Искалеченная нога чувствовала себя отменно, всю неделю Наташа была с ним нежна и обходительна, и, главное, у него появилась неплохая возможность решить кое-какие проблемы. Напротив киоска у заглохшего в тот памятный день экскаватора сидело человек двадцать слесарей.

Они обедали.

Чинно из рук в руки переходил единственный стакан, на скатерть из мятых газет непрерывно подавались маслянисто блестевшие бутылки узбекского вина; живописно лежали охапки зеленого лука и щедро наломанные куски черного хлеба.