Марина Черносвитова - Рина Грушева. Издание четвёртое. Полное

© Марина Черносвитова, 2016

© Оксана Альфредовна Яблокова, дизайн обложки, 2016

© Евгений Васильевич Черносвитов, фотографии, 2016

© Павел Юрьевич Черносвитов, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-2483-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Млечный Путь и Полная Луна в корзине – Ужастик о Грушевой Рине! 1989 год.

Рина Грушева умерла 12 марта 1988 года в районной больнице небольшого дальневосточного городка от острого лейкоза в возрасте 18 лет…

А, в это же самое время в Москве, случилась история, которая, на первый взгляд никак не связана со смертью Рины Грушевой. История называется —

Сегодня я ушел с работы рано, около двух. Закрыл кабинет и ушел, никому ничего не сказав. Работать я не мог; порылся в ящиках стола, куда-то позвонил, кому-то ответил – вот и все.

Уже месяц пребываю в таком состоянии. Просто и банально: перевалило за сорок, детей нет, сделать ничего не удалось по большому счету в жизни, и, наконец, промучившись со мной двадцать лет, ушла жена, ушла просто, без истерик: записка на отключенном пустом холодильнике и – прощай навек.

Я был готов к этому, так как последние годы мы доживали свой брак по инерции. Я «гулял», домой приходил поздно, усталый и разбитый. Упреки со стороны жены давно кончились, мы почти не разговаривали. Ее было жалко: умная, красивая, «дородная славянка», как говорили мои друзья. В доме всегда было чисто, много вкусной еды, но удивительно холодно и не уютно. Как это мы, два совершенно разных человека, могли прожить вместе двадцать лет? Не понимаю!

Я трезво оценивал себя и ситуацию, в которой оказался. С чем же я у порога? Сорок с хвостиком и никаких болезней. Научных статей – на докторскую диссертацию; на полках разных издательств вот уже пять лет валяются две монографии; меня иногда цитируют, иногда я получаю письма, даже из-за рубежа. Один профессор из Оксфорда сравнил меня со степным волком, рыскающим в одиночестве по полям науки. Но я давно перестал верить в себя: кому нужны мои статейки и все усилия, связанные с их публикациями, кого это волнует? А я жизнь, можно сказать, потратил на это!

В новую семью тоже не верю: для чего, собственно, ее создавать? Детей иметь поздно, одиночества я не боюсь, давно привык. Любовь? В нее, пожалуй, верить не перестал, но встретиться с ней мог бы только для одного – чтобы умереть вместе! Была же такая навязчивая идея у немецкого поэта Клейста…

Родные – обойдутся без меня: все устроены и пристроены; друзья… ох, друзья… Без них я обойдусь!

Что же получается в итоге? Как видно, новая жизнь – не для меня!

Умереть? Нет, о самоубийстве я никогда серьезно не думал. А, если в запой? Я никогда не пил, к алкоголю был равнодушен – это не для меня… А может, попробовать? Может, в этом как раз и есть выход? Умирают же алкоголики от острой сердечнососудистой недостаточности, «ОСС», как говорят мои коллеги. А может, прибьет кто по пьяному делу…

Еще можно уехать на Чукотку пасти оленей или на Алтай, собирать целебные травки. Можно старателем в магаданский край или просто бичем… Эскапизм – бегство от действительности, которая слишком разумна, – вот реальный для меня план новой жизни!

Я запил, но пить в одиночку, закрывшись дома, не мог. Стал искать по Москве питейные заведения, которые после Указа сохранили былые традиции, и перешли на нелегальное, так сказать, положение. Мест таких немало: прикроют одни, тут же возникают другие… Скоро я узнал все нужные адреса.

Побродив по городу до приятной усталости в ногах, я нырнул в метро «Красные ворота» и поехал на «Преображенку». Там, как сказал мне один алкаш, есть ресторанчик в духе «лучших времен». Пароль – «друзья ждут, я немного задержался».

Было многолюдно, но говорили мало, в основном, пили. Свободный столик оказался в самой середине небольшого зала. Не отрываясь от меню, я заказал подошедшему официанту бутылку «Столичной», рыбное ассорти и вдруг услышал в ответ:

– Привет, Джези! По ком звонят колокола?

Я вздрогнул, так звали меня только ребята с нашего двора в Староконюшенном да мои одноклассники. Четверть века никто не обращался ко мне таким образом. Сердце сжалось, повеяло запахами старого Арбата, подкатила волна смутных воспоминаний… Я поднял голову – передо мной стоял холеный, совершенно седой, но моложавый и поджарый официант, не более. Я вглядывался в его лицо и не узнавал.