Эти «гадкие утята» с нашего общего двора, уверовавшие чистой и детской верой в Творца, пожелавшие до конца дней своих оставаться Невестами Христовыми, в мгновение ока, впустив Христа в свои сердца, преобразились в белых лебедей и, опаленные в горниле Его всеосвящающей Любви, возвернули себе и Образ, и Подобие Божие. Пройдут годы, и многие из них – а я в это верю – будут вознесены на небо, где получат Божественное благословение уже на новый подвиг во имя Веры.
И, подобно ангелам небесным, уже в свою очередь они прольются животворящим дождем на нашу грешную землю, напоя Божественной энергией Любви и Добра сердца все новых и новых "труждающихся и обремененных", еще находящихся в поисках и своего монастыря, и Божественной Истины».
– Так было на Руси! – добавил бы и я от себя. – Так есть и так будет! Ныне и присно, и во веки веков. Аминь!
КНЯЗЬ РОСТИСЛАВ МСТИСЛАВИЧ
(1137 год от Р.Х.)
Однажды удомельского краеведа и историка, а в прошлом профессора Тверского университета Дмитрия Виленовича Ардашева пригласили на празднование юбилея Селижаровского краеведческого музея. Ученый дал согласие на свой приезд, а сам вспомнил о переданной ему некогда школьной тетрадочке, сохранившей одно из преданий тех древних земель.
В частности, о том, что где-то в оковецких лесах издревле собирались избранные… Но где? Уж не на том ли самом святом Оковецком ключе, о котором от своих друзей уже неоднократно слышал ученый? Не там ли раз в год, естественно, что в давние времена, собирались хранители древних знаний, люди, обладающие даром чудотворения и иными необыкновенными способностями?
Ардашев где-то читал, что, прежде чем подняться к капищу, каждый из прибывших должен был изначально совершить некий обряд омовения в святой воде. То есть, как понимал ученый, смыть с себя налет мирских пристрастий и иных проблем и открыть само сердце, а более разум, для принятия новых знаний. Можно было предположить, что при такого рода встречах в дело включался уже коллективный разум волхвов, который давал им возможность окунуться уже не столько в воды освященного источника, сколько в будущее самой страны: понять, где и какая нужна помощь, с кем предстоит вскоре править и чьи судьбы неуклонно вести от колыбели рождения… к власти, воспитывая и формируя правителя, способного управлять такой огромной территорией, как Древняя Русь. И которого они исподволь наделяли сокровенными знаниями, кои не доверялись ни бересте, ни, в последующем, бумаге, а лишь передавались из уст в уста…
Через день Ардашева гостеприимно встретили в поселке Селижарово, а на следующий день в числе выступающих с приветственным словом он прочитал то, что было некогда кем-то написано каллиграфическим почерком и фиолетовыми чернилами, а все присутствующие со вниманием слушали поведанную им историю.
«Князь Ростислав, словно выпущенная стрела, летел на своем коне по цветущему полю. Да так, что дружина еле успевала за своим любимым князем, – звучал голос Ардашева. – Вот уже более трех месяцев шел он по отошедшим к нему родовым землям с целью своими глазами увидеть то богатство, господином которого стал. А потому ни дремучие леса, ни озера, коим не было конца, не могли утолить его желание и великую радость от осознания того, что он стал смоленским князем.
Солнце припекало. И когда князь с вершины холма увидел взятый в речное кольцо зеленый остров, в центре которого не иначе как бил родник, он приказал всем спешиться. И, спустившись с возвышенности, а затем перейдя узкую, но глубокую речку вброд, они оказались на поляне, весь периметр которой обрамляли вековые березы.
Вспорхнула крупная птица… и наступила тишина, казалось бы, не свойственная лесу. Да такая, что не только птиц, но и звука стремительно несущейся воды не стало слышно.
"Не засада ли? – подумалось дружинникам. – А иначе, кто еще мог напугать птиц? Надо бы разведать… А то и лошадей оставили на высоком берегу… и сами себя в капкан загнали…"
А князь вбросил свой взгляд в небо. И увидел, что легкие стелющиеся облака, буквально у него на глазах, словно взявшись за руки и откинувшись навзничь, сомкнулись именно над ним и этой самой поляной, образовав собой подобие гигантского цветка или, что точнее, небесной чаши, сотканной из этих самых облаков. Небесный узор успокоил князя. И он смело подошел к источнику. Зачерпнул пригоршню воды и выпил. А распрямившись, понял, что непростая та вода, ибо в мгновение ока некоей неведомой ему ранее и бодрящей силой всего его наполнила. И тогда князь стал быстро снимать с себя свое походное облачение.
Читать дальше