Валентина Орлова - Все о советской россиянке. повесть

Но, как утверждал Максим Горький в романе «дело Артамоновых», «четвертое поколение богачей теряет все». Так и случилось. Революция, гражданская война, затем раскулачивание, так что моему деду и папе кроме страданий ничего это богатство не принесло.

Бабушка, мама моего папы, не выдержала всех этих тягот жизни и умерла, а мой дед, овдовев, привел в дом мачеху, и жизнь моего папы стала вдвойне неуютной.

В 1939 году папу призвали на срочную службу. Определили его в артиллеристы, где нужны были сильные, крепкие и здоровые парни, каким и был мой папа. А служить отправили в Монголию.

Все мы знаем, какую негативную славу имеет наша армия, но, похоже, для папы армейская жизнь показалась намного лучше, чем жизнь в полуголодной деревне, поэтому после года службы у него появилось желание остаться сверхсрочником.

– Бойся желаний своих, иногда они материализуются и совершенно не в той форме, в какой тебе хотелось бы.

– Ах, ты хочешь быть военным, – сказала папе судьба, – так будь им.

Служба срочная еще не успела закончиться, как началась Вторая Мировая война. Дивизию, где служил папа, перебросили из Монголии на передовую, а папа стал бойцом Южно-Украинского фронта, форсировал Днепр, за что получил орден, освобождал Европу, а закончил войну в Австрии, войну, но не службу. Служить было некому, и папу демобилизовали только в 1948 году.

Итак, девять лет он был военным, желание его исполнилось, но какой ценой. Ему двадцать семь: ни кола, ни двора, ни образования, ни профессии.

Сначала, после демобилизации, он поехал в Среднюю Азию. Сейчас нас возмущают толпы гастарбайтеров, прибывающих в Россию в поисках работы из стран когда-то нашего общего Советского Союза. А вот в те времена, наоборот, россияне ехали туда в поисках работы и из-за теплого климата. Вот именно климатом и привлек папу его двоюродный брат, который демобилизовался намного раньше и уже вместе с молодой женой обосновался там.

– Здесь, – писал он в письмах папе, – даже в одежде экономия. Зимы практически нет, не то что у нас.

Папа уговорился, но через какое-то время вернулся.

– Почему не остался там? – спросила я, когда стала взрослой.

– Змей там много, а я их боюсь, – ответил папа.

– Выходит, фашистов не боялся, а змей испугался, которые и вернули его на родину, где и встретил он мою маму Татьяну Кузьминичну, которая тоже была дочерью кулака, но не потомственного, как папа, а «сталинского».

После гражданской войны крестьянам раздали землю, поэтому рядом с селом, километрах в трех, появился поселок из двадцати дворов и назвали его Красная Поляна. Бабушка говорила, что такое название поселок получил оттого, что красных ягод летом на полянах много, но, скорее всего, не из-за ягод, а в честь красного цвета революции. Вот в этот поселок одним из первых и переехал мой прадед Наум со своими взрослыми женатыми сыновьями Антипом и Кузьмой и до 1930 года трудились на своей земле и крепко стали на ноги.

Когда же началось раскулачивание, то на улице оказался и мой дед Панкратий в Сергунькино и мой дед Кузьма в Красной Поляне. Но, Слава Богу, никуда не сослали и не потому, что в их селе раскулачивание проходило гуманнее, чем по всей стране. Просто, как ни странно, оба моих деда были не только кулаками, но еще и красноармейцами. В самом начале гражданской войны через их село проходил какой-то красноармейский отряд с огромным количеством обозов.

Командиру отряда нужны были дополнительные бойцы для охраны этих обозов, и он почему-то взял для этого молодых мужиков из зажиточных семей, и оба мои деда оказались в их числе. Отряд покинул село, а родные были уверены, что уже никогда призванных в Красную Армию мужчин их села в живых уже не увидят. Но прошло где-то полгода, и все они вернулись живые и здоровые, с документами бойцов Красной Армии.

При раскулачивании возникла проблема, которую решили довольно оперативно. Кулаками признали не моих дедушек, а их отцов, которые жили с ними и на тот момент уже были дряхлыми стариками. Дедушкам моим предложено было отречься от них. Конечно же, не отреклись. Раз так, то отобрали все, выгнали из домов, ну а ссылать куда-то дряхлых стариков, их отцов, какой смысл, и здесь с голоду долго не протянут.

В самом начале 1949 года мой папа вернулся в Сергунькино. К сожалению, и мачеха, и отец его уже умерли, а в доме хозяйничал его младший брат по отцу Яша, успевший к тому времени уже обзавестись семьей, так что места моему папе в родительском доме не было.