Валерий Белкин: Воробышек

– Да.

– Проводи меня.

– Валерка, проводи, проводи! – кричали ребята.

Мы вышли, была зима, холодно. Мы шли по обледенелой скользкой дороге. Я был горд своими друзьями, которых у меня так много, веселился и сбивчиво рассказывал о том, как хорошо нам. Остановились, и она сказала:

– Поздравляю.

Мы обнялись, поцеловались, и она достала из кармана маленькую целлулоидную игрушку, красного петушка.

– Держи, не забывай.

И ушла. Вышла замуж за другого, умерла, когда ей было тридцать два года.

Я полюбил другую, женился на ней.

Иногда вдруг вспоминаю того петушка, и замираю в растерянности.

Летние каникулы продолжались, впереди девятый класс. Радость захлестывала, загорал, купался, хохотал, был красивым, умным и талантливым.

Вечером после жаркого дня пошли на танцы. А там, в центре зала, словно только для нас крутилась среди других пара девчонок. Мне приглянулась светленькая, юбка колоколом, зелёненькая, забавно колыхалась над загорелыми ножками. Паркет блестел.

Танцы кончились, мы – за ними. Нас семеро, причёски дерзкие из длинных волос, чёрные, красные, голубые рубашки, брюки «дудочкой», одно слово – стиляги. Их трое. Мы зубоскалим.

– Как тебе крайняя?

– Правая или левая?

– Левая!

– А мне правая!

– А я? – подала голос средняя.

– Ой! Отпад! Отпааад! – застонали мы.

Улица не кончалась, девочки шли гордо и независимо, с презрением поглядывая на нас. Генка всё заметил и заявил, что я с ней не справлюсь. Я поспорил на бутылку «сухого». Выследил её и назначил встречу, купил шоколадку «Белочку». Пришла.

Всё: и деревья, и кусты, и трава – цвело, она была так близко, дышала так нежно, кожа свежая, утренняя, волосы пахли одурманивающе, съела шоколадку, угостила меня. Слова, лёгкие и простые, завораживали.

– … Вот это луна!

– Да, яркая.

– Озеро у вас хорошее.

– А у вас в Розе нет?

– У нас одни шахты.

– Ты в школе?

– Нет, на повара учусь…

И взошло солнце.

Она стояла, слегка прислонясь к стене общежития, где жила с подругами, а я не сводил глаз. Она улыбалась, щурясь от света.

– Иди спать.

– И ты иди, достанется дома-то.

Договорились о встрече. Безмятежный, ликующий и довольный, я явился домой. Досталось, но я выспался, а вечером Генка купил бутылку.

Я ждал, она не пришла…

Случайно, спустя шесть лет, увиделись на нескончаемой улице. Я не узнал её, раздобревшая, осевшая после родов, муж бросил, из Розы уехала, живёт пока в общежитии. Извинилась, что исчезла тогда, курсы прервали, их отозвали назад, добавила, что никто не дарил ей больше шоколад «Белочка». Я не настаивал на встрече.

По тем временам мне было не до неё.

Нагой и босой стоял он на каменистом полу то ли в спортзале, то ли в подвале. Вероятнее всего, в подвале. В полумраке проглядывали мрачные стены без намёка на окна, а единственная лампочка свысока освещала лишь тело и поникшую от стыда и холода его гроздь. Руки он держал за головой – таков был приказ. Стулья для зрителей расставлены, но никого ещё нет. Он в томлении ждал. Но вот и началось: возникли и побрели мимо тени, сверху раздался мерный мужской голос:

– Проходите, проходите, садитесь, не стесняйтесь. А ты, выходи на середину, не прячься, все тебя должны видеть, понимаешь. Чего стоишь, чего упёрся-то? А руки-то держи, не опускай! Вот так, вот так. Пусть все знают, какой ты есть, стоит тоже!

Сон оборвался. Валера ещё долго лежал с закрытыми глазами, думая о том, как судьба благоволит к нему, посылая страдания и пророческие сны. Он не знал, что они пророчат, но тайна их часто занимала воображение. Бабушка возилась за занавеской, там стояли печь, кухонный стол, висели на стене полки с посудой. Встал, сходил в уборную и примостился за столом.

Они сидели с бабушкой, пили чай. Поначалу она казалась весёлой, подсмеиваясь, рассказывала о причудах Сони-татарки, о беготне по мужикам Вали снизу, о крикливой и драчливой Катьке, что жила в углу длинного коридора. Работала в магазине и крупу домой себе таскала. Валера не отвечал.

Томили тревога, нетерпение – вечером предстояла встреча с Аллой. Вчера она зашла, пригласила на день рождения к Пеце. Он считал, что его бросили, и смирился – не впервой. С прошлого года как началось, так и по сей день преследовали потери одна за одной. Летом посадили брата, зимой Ябику, ни слова не сказав, ушёл Генка, лучший друг. И явилось неведомое ранее чувство пустоты, словно кто-то выскреб всё доброе из души, и заполнить было нечем. Школа опостылела, повёл себя нарочито вызывающе – и выгнали. Странное злорадство охватило тогда Валеру – лгут, все лгут, притворяются, играют в правду и в честность. И испугался, получается, что потери происходили и раньше, но не с ним, а с другими людьми, и он этого не замечал, не понимал и вдруг распознал.