Нина Еперина - Москвичка в кавычках

Прелесть что задурочка, ужас, что за дура!

Но какой же незаменимой помощницей она оказалась в моих делах! Это было в тех случаях, когда я получала большое количество товара. Тогда я еще не работала контрабандисткой, а была простой «спекулянткой в особо крупных размерах». Понтила фарцовщицей, то есть. Это были только первые мои шаги на ниве нарушения совкового закона.

Делать хоть «что-нибудь» тогда было нельзя. Тогда можно было только строить коммунизм, а я уже жила в Москве и, почему-то, не чувствовала себя готовой к такой великой стройке, а тем более на голодный желудок. Да и вообще, я хотела строить обыкновенный капитализм в моей отдельно взятой семье. Так мы гордо понтили для соседей и друзей. На почве этого у меня могли возникнуть моменты непонимания с некоторыми товарищами в штатском. Правда, на тот момент они еще не возникали. А товар уже возникал. Он возникал из источников, называемых в простонародье «блэки». Это были простые африканские парни, которые учились в столичных институтах и аспирантурах. Они совмещали учебу на Строителей Коммунизма Во Всем Мире с мелкооптовым капитализмом отдельного сообщества молодых и вечно голодных арабов, негров и прочих черных мусульман. Правда, это не мешало им есть «украiньско сало» и очень его любить!

Запивая самогоном!

Именно от них у меня возникал товар. Начинало работать извечное правило «товар – деньги» Вот тут-то и подключалась Наташка. За дело она бралась рьяно, потому что точно знала, что в конце будет нолито! И не только ей! Все ее подружки, которые «в деле», тоже будут отоварены. Если мы за рюмку всегда готовы, то за много бутылок? То-то и оно!

И тут начиналось.

Наташка поднимала свои пьяные полки и подключала к сбыту всех своих подружек-алкашек. Они, как пчелки, без устали сновали по всем магазинам, рынкам и прочим неизвестным мне местам и подворотням, и через неделю-другую от товара не оставалось и следа.

Постепенно я ушла в фарцу с ушами. А как жаж! Денежку в дом подкидывала нехилую, (поболе, чем моим честным, кропотливым трудом портнихи), укреплялась в самомнении, да нервы щекотала, аж дух вон! Ну, и началась жизнь полосатая. Сегодня все в кайфе, а завтра в противовес получите девушка гранату прямо в руки! Радуйтесь, радуйтесь! Кричите или ура, или караул! Правда, караула было больше.

Вот, например, произошел как-то в нашей коммуналке такой жуткий случай. Я потеряла в своей комнате, повторяю, в своей комнате, огромные по тем временам деньги – пятьдесят две тысячи рублей! Для того чтобы понять – доллар в те времена стоил на черном рынке от трех с половиной до четырех рублей, а официальный курс был не больше сорока с чем-то копеек.

Истерика у меня была жуткая! Машина «Волга», самая дорогая и шикарная, по тем временам стоила от пяти до семи тысяч рублей. Зарплата среднего служащего составляла двести рублей, а у меня в квартире пропало пятьдесят две тысячи. Представляете?

Рассказываю, как дело было.

Мой гениальный муж, знаменитый на всю Москву своими «понтами», в тот вечер наволок полный дом народу. Где нарулил по городу столько артистов, кто знает? Большинство из театра «Ленком». И давай их от радости водкой пьянствовать и всячески кулинарить. Ну, как жаж, артисты! Смежная специальность. Они играют, а он поет!

Когда я пришла домой, в доме гуляли. Как будто «Последний день Помпеи» уже наступил и завтра не будет. Ну, а артисты – они же по жизни халявщики, я знаю, сама такой была. Они и давай стараться, мои месячные запасы приканчивать. Им-то по фигу, что в магазинах кроме продавщиц ничего больше не продавалось.

Все были уже почти в норме, в том смысле, что приблизились к своим критическим нормам алкоголя на душу населения, когда в дом явилась я. Командовала Наташка. Она всегда стояла или на кухне, или у кого-нибудь в комнате с угла стола. Почему? – не знаю. Но «правила бал» она только стоя. Все мои многократные попытки усадить ее успехом не увенчивались. Я, грешным делом, даже однажды спросила:

– Подруга! У тебя, случайно, не геморрой?

Обиделась, но все равно не села.

В тот день Наташка «правила бал» явно по пятому заходу, то есть сбегала в «реабилитационный центр» пятый раз и, как мне показалось, принесла не по одной стеклотаре. По частоте закатывания глаз и шепелявости – давно.

Речь шла о творчестве театра «Ленинского комсомола».

Умора! Главный дегустатор театрального искусства!

Судя по ошалевшести публики, речь была потрясающей. Наташкина наглость, не имеющая границ и в обыденной-то жизни, в этот вечер явно выплеснулась за пределы нашей комнаты, да и за пределы театра тоже. Народ сидел, выпучив глаза, ни капли не ропща, и принимал все ее слова практически без улыбок. У господина Караченцова глаза сошлись на переносице, как у Крамарова в «Неуловимых». Он никогда такой ахинеи еще не слышал. Я, когда врубилась, про что речь, тоже адреналину поймала. А речь шла о том, что кроме одного, супермодного в те годы спектакля «Юнона и Авось» в театре смотреть нечего! Да и играют они слабовато! Только жмут на слезу….