Валентин Николаев - Собрание сочинений в двух томах. Том I

Но Стрежнев уже встал, молча направился к двери: ко всему был готов, но такого не ожидал. Семен поспешил за ним.

Ровно тридцать навигаций проработал он в сплавной конторе. Многие, с кем когда-то начинал плавать, теперь были на пенсии или, как и он, собирались уйти, а иных, как Панкратыча, не было уж и вовсе. И катеров, и людей разных столько промелькнуло за жизнь – одних начальников в затоне сменилось не меньше десятка – и не упомнить всего. Особенно тяжело было смириться со смертью Панкратыча. Будто обманул он его, не дал доработать последней навигации. Панкратыч любил и уважал Стрежнева, как самого опытного капитана, и Стрежнев знал это.

Сразу же после смерти Панкратыча вызвали Стрежнева в кадры, сказали: «Осталось два месяца, собирайся на пенсию», – Стрежнев даже растерялся…

Отпуск насчитали ему более трех месяцев – гуляй недогулянное за всю жизнь! На все хватило: и рыбу ловить, и плотничать, а под конец и в гости съездить.

Сходился с новым начальником Стрежнев трудно, а, по правде говоря, и не хотел: слишком свежа была память о Панкратыче. Они даже жили по соседству – крыльцо в крыльцо. Так сжились, что уж не различали ни производственных, ни житейских дел. Не сразу, конечно, с годами все утрясалось, находило свое место и наконец утряслось так, что теперь только бы и жить, и на тебе: умер! А тут и самому – уходи с флота!

И было у Стрежнева тайное возмущение, будто молодой этот явился виной всему, встревожил тихую устоявшуюся жизнь.

Чижов тоже знал, что Стрежнев один из лучших капитанов, от которого многому можно научиться и самому. Знал и о его былой дружбе с Панкратычем, про себя хотел бы тоже такой дружбы, тем более что и жил в квартире прежнего начальника. Но со знакомством не навязывался, выжидал и, как казалось Стрежневу, «стриг его под одну гребенку» вместе со всеми. И это обижало еще больше.

К Сосновке подъезжали на исходе дня.

Машина бежала к пологому берегу заснеженной Унжи. Веером расстилались по гладкому полю реки тощие метельные хвосты. Поземку тянуло туда, где стоял возле дороги катер. Стрежнев против воли поднялся в кузове и глядел на приближающуюся «свою» посудину.

Господи, каким одиноким казался катер на пустынном заснеженном берегу! Он избочился, привалившись к сугробу, рея на мачте покосилась, с нее свисали концы порванной антенны, окна рубки сплошь залепило снегом, борта поржавели…

Каким-то особым чутьем Стрежнев почувствовал, что все это добром не кончится. Он опять вспомнил весь разговор с начальником, опять глянул на занесенный катер, и тоска в нем исподволь начала расти, шириться.

Поднатужасъ, машина выползла со льда на берег и стала возле катера.

– Выгружайсь! – открыв дверцу, бодро крикнул шофер. И Стрежнев поморщился: «Легко сказать, «выгружайсь», – на голый берег. До Сосновки вон еще добрых два километра. Какой тут к черту ремонт на пустоплесье!»

Из кузова им сбросили новый винт, лом, кувалду, подали аккумуляторы, связанные попарно резиновые сапоги, сумку с инструментом и рюкзаки.

Когда все это жалко зачернело, утопая в снегу, и кузов снова захлопнули, разжалованный капитан пошутил сверху:

– А на катере-то у вас, знать, птички вьют…

Заглушая урчанием смех, машина стрельнула дымом и покатила дальше, к поселку; все тише звякали блестевшие на ее колесах цепи.

А Стрежнев с Семеном остались стоять на дороге у своих рюкзаков, обиженные и растерянные.

По крыше рубки, и вправду, невинно прыгали две зеленовато-серые синицы, подергивали длинными хвостами, тонко попискивали в холодной заснеженной тишине.

– Вьют… – зло повторил Стрежнев. – Тебя бы сюда, оглоеда… А то сидишь, завернулся в шубу.

– Ну, что будем делать? – спросил Семен.

– А что… Надо хоть все с дороги убрать. Ну, дослужился на старости лет!.. – и он выругался. – Как будто не нашлось кого помоложе. Сунул… сопляк! Ох, уж начальство пошло, и откуда прислали. Этот – не Яков. «Поедете в Сосновку…» Вон она, Сосновка. До нее еще идти – упаришься…

Перетащив пожитки к катеру, они заметили поодаль вылизанный метелью комель старой осины, пошли, сели на него.

Метель почти совсем улеглась, и теперь белело вокруг ровно и гладко, как в январе. До весны, казалось, еще ох, как далеко!

Закурили, осторожно приглядывались к катеру.

– Хорош… – оценил Семен.

– Лучше некуда, со дна краше.

– А кто на нем плавал ту навигацию?

– А мне все равно! Не допытывался – ответил Стрежнев. – Механиком вроде Гришка Трепло.