Валентин Николаев - Собрание сочинений в двух томах. Том I

Валентин Арсеньевич рассказывал, какие искушения преследовали его на Унже, в старом его родительском доме, когда он там трудился над рукописью книги.

– Бесы по ночам, когда я писал, так грохотали мне в стены дома, что думал – они его по брёвнышку разнесут. Вот насколько им ненавистно имя Пресвятой Богородицы.

От этого и ценность книги, созданной в таких трудах, значительно возрастает. Даря её автору этой статьи, Валентин Арсеньевич написал: «Валерию Сдобнякову моё великое (по наглости) творение. Хотя, всё искренне, и – с любовью…»

Именно с любовью написаны и последние рассказы писателя: «Счастье в метельных дубах», «Оглашенный», «Сизый шилохвост», «Где-то за Шомохтой». По содержанию это большие, классические русские рассказы, написанные в традициях отечественного литературного жанра, с развёрнутыми сюжетами, с психологизмом, с поиском смысла жизни, с ощущением и оценкой проходящего, но не исчезающего в вечности земного времени. Мы не будем пересказывать сюжеты этих рассказов. Потому что это как раз тот случай, когда читатели сами всё поймут и оценят: у каждого есть и свои воспоминания детства, и свои оценки сегодняшнего времени.

Но вот на рассказе «Кусок хлеба», написанный ещё во время учёбы в Литературном институте, в комнате общежития в комнате общежития – нам бы хотелось остановиться особо.

У этого рассказа сложная издательская судьба. В советское время его публикацию запрещала цензура, и лишь одна из провинциальных газет тогда осмелилась его опубликовать.

По своему сюжету повествование возвращает нас в сороковые годы прошлого века. Идёт Великая Отечественная война. Многие дети остались без отцов. А вот маленькому герою рассказа повезло. Его отец хоть и инвалидом, без руки, а вернулся домой живым. Вернулся в канун Пасхи к изголодавшейся, измучившейся за войну семье. С трудом справляясь с работой, отец начал одной рукой неловко, неумело налаживать хозяйство. Но жили в этих краях и ещё более обездоленные люди – оборванные, нищие пленные немцы. Они ходили по деревням, просили подаяние. И им прощали войну, делились последним куском сердобольные русские женщины, чьи мужья, может быть, и убиты-то были на бранном поле этими самыми немцами. Зашёл такой нищий и в дом героев рассказа. В этом кульминация произведения. Вся мешанина сложных чувств разом выплёскивается на страницы – и всё правда, и всему веришь, и понимаешь, что иначе и не могло быть. И каждый на свои слова и поступки – мать, отец, маленький мальчишка, их сын, пленный нищий немец – имеют право, исходя из какой-то немыслимой для нашего понимания и объяснения высшей правды, существующей вне времени, вечной от сотворения мира. Валентин Николаев эту правду каким-то чудом воспринял, почувствовал и передал.

Смеем заметить, что в работе над этим рассказом писателю открылась высшая правда человеческого бытия, где ненависть и жалость тесно переплетены и неотъемлемы. И только истинное добро имеет цену и даёт стимул продолжению жизни. Этот рассказ глубоко христианского мировоззрения, хотя автор, когда писал его, вряд ли думал об этом. Это мировоззрение жило в нём на генетическом уровне, накопленное многими поколениями предков. И вот выплеснулось, вырвалось наружу.

Проводить Валентина Арсеньевича Николаева в последний путь пришли бывшие его ученики, те, кто в течение двадцати с лишним лет посещали занятия Литературного объединения, которому руководитель дал соответствующее своему строю мыслей название – «Воложка». И теперь стараниями благодарных учеников выходит это посмертное полное собрание сочинений Валентина Арсеньевича, душу которого, хочется верить, встретила в вечных обителях надежда и упование всех христиан, Пресвятая Владычица наша Богородица.

Полвека набирала силу сплавная контора на реке Унже. На привольных берегах ее по диким замшелым суборям отстроились прочные поселки. Раздольно и широко жили в них сплавщики – более сотни катеров, кранов, лебедок день и ночь пыхтели на сплавных рейдах, день и ночь тянулись с формировочных сеток плоты. С давних времен несчетно вырубался по Унже лес, в плотах, соймах и баржах сплавляли его в далекие безлесные низы Волги. Поэтому в последние годы все чаще стали поговаривать, что приходит-де унженскому лесу конец.