Игорь Желанкин - Забавные похождения скромного домашнего пьяницы Петьки Фрола

Казалось, что все хорошо, что жизнь течет своим чередом, в принципе грубо не напрягая, да и не расстраивая особо, но тем не менее Фрол срывался в загул. В один момент. Как будто бы в мозгах что-то щелкало и душа ни с того ни с сего начинала «просить жизни…». Причем каждый раз, нервно шаря по карманам в надежде найти хоть копейку мелочи или вожделенно рассматривая в ванной комнате специальные растворы для роста волос и импортные мозольные жидкости, Фрол действительно не понимал, отчего это ему вдруг захотелось напиться. Ну что за бесовщина такая?! Ведь знал же он твердо, что, когда алкоголь начнет действовать на мозги, наступит конец его здравому смыслу. Мало того, не менее твердо знал Петька, что с очередной рюмкой он постепенно будет забывать свои неизбежные страдания в последующем похмельном бреду. Ага, знать-то он знал, но… Черт возьми, вдруг происходило затмение! Прям как будто бы кто-то брал и внаглую отрезал приличный кусок памяти. Вырывал его с корнем! Да-да, шутки шутками, но именно так всегда и случалось… И после Петька уже не помнил, что вскоре он обязательно нажрется и супруга опять выгонит его из дому. Не помнил, что для дальнейшей «поправки здоровья» ему нужно будет взять старую колоду карт уставшими руками, но он не сможет этого сделать. Также Петька не помнил и о своем несчастном голосе, жалобно выклянчивающем утром хоть глоток спирта и раздающемся как будто из преисподней. Он не помнил и свое, похожее на морду побитой собаки, виноватое выражение лица, которое гримасничало в щербатом зеркале возле туалета. Ему очень тяжко было вспоминать негодование соседей по дому, которым на их вопрос «доколе?» Фрол всегда клялся и божился на «век воли не видать», что вообще-то он умный, интеллигентный мужчина, что завязать бухать для него раз плюнуть и что в гробу он видел все эти пьянки…

Дырявая память, безответственность, неуважение. Слова все… Тут было что-то другое. Ну не получалось у него начать как бы от скуки и тут же закончить, но уже на радостях. Также не получалось и просто «после вчерашнего» быстренько похмелиться, сразу остановиться и не пить дальше, как это бывало у него в ранней молодости. Да что там в молодости! Фрол видел, что так и по сей день делают его застольные товарищи – соседи по дому, даче или те же самые дворовые бродяги, с которыми он тяжким ненастным утречком приговаривал пару баллонов пивка, усилив их тремя глотками более крепкой жидкости. Почти всегда выходило так, что после этих спонтанных встреч собутыльники расходились по домам или «территориям собирательства» и занимались своими делами, но только не Петька!

Обычно, приняв на грудь всего соточку водочки (это называлось у него «слегка поправить здоровье»), Фрол тут же начинал лихорадочно соображать, где бы поскорее взять еще вмазать, чтобы убиться до поросячьего визга. Это странное желание догнаться Петька обзывал словом «нéдопил», с нарочно, по-модному, ударением на первом слоге. И самое главное, желание было настолько сильным и неподдающимся Петькиному контролю, что знающие люди, уже сталкивавшиеся с ним в похожих ситуациях, просто не могли отговорить его от очередной рюмки или хотя бы отобрать некий сосуд со спиртным, в конце концов добытый им, потому что Фрол совершенно не воспринимал в такие моменты окружающих. Он практически терял лицо, рьяно огрызался и бузил, но все равно добивался своего. Даже на мирных домашних посиделках, происходивших регулярно в кругу родственников жены или друзей семьи, на которые Петьку приводили чисто вымытого и почти под арестом, он умудрялся отличиться неадекватным, грубым поведением.

Казалось бы, ничего особенного, нужно просто пригубить винца да произвести на всех приятное впечатление, быстро схватывая суть разговора и умело владея ножом и вилкой (старая школа). Но ему становилось неизмеримо скучно беседовать на обычные, грустные бытовые темы, находясь в состоянии ни в одном глазу и глупо хлопая ресницами – ну не мог он ни с кем общаться трезвым! И вот тогда Фрол втихую воровал бутылку водочки, а еще лучше – коньячку, чтобы, сидя за общим столом, показать всем, какой он хороший, мило улыбаясь довольной рожей и совершенно не желая до поры до времени раздражать любимую женушку. Ну а уж на кухне, где обычно располагался импровизированный тайник, добивал себя полностью, выжрав спиртное прямо из горла и без закуси. В итоге в комнату, где веселились гости, он входил счастливым на полусогнутых ногах и приставал к присутствующим с какими-то глупыми идеями и советами. Иногда Петька падал на кушетку, неловко зацепившись ватной конечностью за стол, затем вдруг вскакивал и, громко топая, мчался блевать в ванную, сдерживая на бегу рвотные позывы. Потом, запинаясь и лепеча, виновато объяснял жене, что выпил-то он совсем чуть-чуть, ну не больше полтинника, ну, может, грамм сто там было… Что-де развезло его оттого, что закусывал он мало, что, мол, больше так не будет, что, дескать, еще пятьдесят – и домой. Жена, понятно, делала вид, что не заметила кражи и искренне верит этим сказкам, что понимает его тонкую поэтичную натуру, позабыла прошлые обиды и, уверяя, что не бросит Петьку никогда в жизни, уводила домой, чтобы уж окончательно не осрамиться перед всеми, причесав мужа общей расческой и грустно попрощавшись…