Марс Вронский: Женщина-смерть – 2. Книга вторая. ХХХ 33+

– Ой, зачем вы эту жирную колбасу купили? Маленьким щенкам этого нельзя!

– То, что нельзя щенкам, придётся есть нам. В том числе и этот «Брют». – Вынимает из пакета бутылку.

– Что значит «Брют»? Он дорогой, наверное?

– Да обычное шампанское! Просто не русское.

– Да? А я думала, вы меня будете портвейном спаивать!

– Ну что вы! Мы будем спаивать вас французским вином!

– Французским?! Никогда в жизни не пробовала! – Валентина распаковывает сыр, отщипывает крошки и даёт выпущенному на волю щенку. Украдкой ест сама.

Саша показывает зажигалку, совмещённую со штопором.

– Вы поглядите, до чего дошёл прогресс! Кстати, вы не курите? – с трудом извлекает пробку, часть напитка с пеной проливается.

– Не курю… Ой, ты всё расплескал! Оно же дорогущее, наверное?

– Не дороже денег! – Саша наливает в два пластиковых стаканчика. – Давайте скрепим наше счастливое знакомство глотком этого замечательного напитка! – подаёт Валентине.

Она смущается, но посудину принимает.

– Никогда в жизни не пробовала! – они символически соединяют стаканчики и выпивают.

Женщина сразу же разламывает нарезной батон и изготавливает два бутерброда с ветчиной и сыром. Подкладывает и жадно поглощающему пищу щенку. Падаёт почти самураю:

– Это тебе. Мы же теперь на ты? – с аппетитом ест. – Мне даже неудобно, ей Богу! Обычно в компаниях после выпивки все сразу закуривают. А я закусываю!

– Кушайте на здоровье! Мне приятно смотреть на вас. – Наливает ещё. – Давайте теперь имя нашему другу придумаем!

Но собеседница вдруг надувает губы, отложив бутерброд. Всхлипывает. С надеждой и слезой в глазах смотрит ему в глаза:

– А вы где живёте? Можете себе этого малютку взять? – отпивает вина. – Понимаете, мне некуда его нести. Я живу в Гостинице… Сами понимаете!

– Конечно, могу! Успокойтесь! У меня две комнаты на меня одного! А в Гостинице, наверное, очень дорого?

– Ой, слава Богу! – со вздохом улыбается, выпивает и опять принимается за еду, говорит с полным ртом. – А мне не дорого, я в подсобке живу. Мою там коридоры, номера убираю… В буфете меня подкармливают… А чем ты занимаешься? У тебя так много денег!

– Сегодня есть, завтра нет! Я предприниматель. Звучит как жулик. Как бывшему спортсмену друзья помогли открыть курсы физкультурные… Вот и все дела. Когда вам надоест гостиничная жизнь, перебирайтесь ко мне! В том смысле, что комнату вам выделю.

Снова чёрно-белое кино. Перед длинным, на двенадцать подъездов бараком собралась небольшая толпа людей с вёдрами и сумками. Тут же стоит и Лёха с авоськой, и его мама, похожая на Раневскую, и толстяк с лоснящимся небритым лицом, но без вихрастого сына. Напротив барака через улицу стоит большой каменный дом за красивым, штакетным забором. Толстяк злится, глядя туда, время от времени даже топает ногой в сапоге. Наконец резная калитка открывается, выходит баба в шерстяной кофте. Толстяк нетерпеливо машет рукой, дескать, давай побыстрей! Как раз в это время на улицу въезжает грузовик, все люди перестают говорить, поворачивают лица к нему. Баба в кофте почти бегом присоединяется к группе. Грузовик останавливается, на подножку выскакивает водитель, молодой парень в кепке набекрень. Он осматривает собравшихся, кивает, соскакивает и, обойдя машину, манипулирует с механизмом задней части кузова. Ныряет назад в кабину. Грузовик разворачивается перед людьми и начинает поднимать кузов. Это самосвал. Люди поспешают к заду машины, толкаются. Из-под приоткрывающегося борта сыплется картошка. Она ещё не высыпалась до конца, а люди уж накидываются, как голодные псы. Лёха тоже бросается в гущу со своей авоськой. Но что-то его откидывает. Он едва удерживается на ногах. Он недоумённо моргает и, набычившись, снова бросается в свару. Его снова отбрасывает. На этот раз он падает, в глазах его кипят слёзы. Но он, уже и, не поднимаясь, на четвереньках лезет к картошке. И его снова отталкивают. И он замечает, что толкает его именно жирный толстяк! Мальчишка рыдает не в силах что-либо предпринять.

Двор того же самого барака. Стайка мальчишек, председательствует в которой вихрастый и белобрысый сын Жирного. Все сидят на бревне, он один стоит, широко размахивая руками, объясняет:

– Там обычное стёклышко! Вот, как в окошке! А за ним люди разные! Ходят там, разговаривают, поют… Вечером кино показывают! Каждый вечер! Понятно?

Мальчишки в задумчивости молчат. Лёха недоверчиво кривится, чешет стриженый затылок. Вскакивает чернявый, явно кавказских кровей: