Он любовался ею, сидя на стуле в своей обыкновенной позе – по-турецки. Он заметил на ее пальце также золотое колечко с узором, которого раньше не было, когда она подсела к столу и вытянула руки, приглаживая скатерть.
Он сидел, как истукан, и не знал, с чего начать. «Глупое положение. О чем говорить? С чего начать?» думал он. Оглядел, наверное, в тысячный раз комнату: старые обои, книжная полка с движущимся стеклом, сервантик, кресло и телевизор, тумбочка, шаткая тахта – ее кровать, их кровать…
Она терпеливо выжидала, что-то таила в себе, а он никак не мог догадаться: что? Наконец, что-то близкое к истине осенило его: она ждала, она наряжена, это все – для него. «Посмотри, какая я красивая! – как будто сдерживала она крик в себе. – Руки в золоте. Несмотря на траур, какая я привлекательная. Оцени, заметь же мои старания. Я так ждала этой встречи, так мечтала о ней и рада, что мы опять вместе. Ты смотришь на меня, и если ничего не скажешь, не страшно, мне достаточно, что ты рядом, со мной».
Он по-дурацки промолчал, и ничего, как нарочно, не сказал о ее внешности, о ее наряде. Он посчитал, что это будет выглядеть искусственным, он предпочитал естественность в отношениях, естественный ход событий. Вместо этого он сказал о цветах, стоящих на столе в дешевой, с резным рисунком вазе: «Цветы вянут».
У нее постоянно стоял хоть один живой цветок. Она любила свежие цветы, покупала, когда вяли старые. Он подарил ей цветы лишь однажды – это были розы с шипами, какими-то уж очень длинными и острыми. С тех пор прошло много времени. Целая вечность.
– Да, начинают, – грустно сказала она. Она сидела и смотрела напротив себя в стену на репродукцию Шишкина, изображавшую светлый весенний лес с поваленным стволом.
– Ты куда смотришь? – спросил он. Он часто напоминал ей о ее внезапных отвлечениях, выводил своими замечаниями из созерцательного молчания, из блужданий далеко от действительности.
Она полагала, что он сердится из-за ее странности, и всегда спешила успокоить:
– Нет, нет. Никуда, никуда не смотрю.
– Я заметил, опять о чем-то задумалась.
– Не думаю, – она наклонила набок голову – ее обычное движение, которое он усвоил на всю жизнь, как нечто имеющее великую ценность. – Будем пить чай?
Она стала накрывать на стол, гремя блюдцами, чашечками, поставила корзиночки с малиновым сиропом, нарезала ломтями кусок белого домашнего творога. Чайник закипел: крышечка подскакивала, из носика валил дым.
– Творог! – обрадовался он и засмеялся.
– Ешь, а то будет поздно, – сказала она, улыбаясь.
Что их так развеселило, знали только они одни. Это было на одном гулянии, на какой-то праздник (какой? – никто не помнил). Он отказался от творога – был сыт. Сказал, что попробует потом, а на утро, когда попросил, оказалось все съедено. Он забыл совсем об этом случае, а она, надо же, помнила.
– Как, вкусно?
– О-очень.
После чая она убрала посуду, вытерла просочившуюся из заварного фарфорового чайника лужицу, стряхнула со скатерти. Он пересел на тахту, оттуда следил за ее вновь медленными, неуверенными движениями. Вытянул ноги к раскаленному рефлектору, обогревавшему комнату, вернее, тот уголок у тахты, где стоял.
Была уже поздняя осень, и карнавальные шествия больше никого не беспокоили по ночам. Пляж давно опустел, там сейчас было холодно, пронзительный ветер гулял по пустынным пескам, волны взбесившимися валами нападали на берег и били, терзали его, равнодушного к разгулу стихии, уснувшего посреди громовых раскатов.
2. Тайное вечере.
По широкой лестнице, ведущей на второй этаж, они поднимались шумной компанией. У входа в зал встречал администратор, который проводил их до столика. Они расселись, с грохотом отодвигаемых стульев, матом, криком, смехом. Заказали много водки и скромную закуску. Чокнулись, опрокинули рюмки в раскрытые рты, поморщились, закусили.
– Не гони, Макс. Пусть уляжется, – сказал один молодой человек, еще трезвый, и с виду интеллигентный.
– Водки хватит, – ответил Макс.
– Чтобы на рогах уйти?
– Зачем на рогах? Что тут пить? Правильно говорю, – обратился к компании за поддержкой Макс.
– Ладно, по последней и покурим.
– Это по-нашему. Поехали.
В тесной курилке сизый дым стелился по скользкой метлахской плитке. Высокая девушка, элегантно державшая сигарету в тонких пальцах, демонстрировавшая невозмутимость топ-модели, все же изредка бросала призывные косые взгляды в сторону молодых людей. И в эти редкие моменты спрессованный кубик пепла с ее сигареты откалывался и падал на пол, рассыпаясь в пыль.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу