Никита Питерский - Последний игрок

На сегодняшний день именно этот инструмент больше всего определяет нашу жизнь, наши страхи, наши увлечения, отношение к деньгам, к жизни, к противоположному полу и многое другое. Поэтому все члены общества так похожи друг на друга. У них одни и те же жизненные приоритеты: дом, семья, работа, отдых в выходные с семьей или от семьи. Все сделаны словно под копирку. Одни занимаются спортом, другие смотрят спектакли, третьи пьют пиво в баре, но это абсолютно ничего не меняет – утром в понедельник они все проснутся и пойдут на работу. На мое счастье, СМИ прошли мимо меня, у меня не было привычки читать газеты, потому что отец их никогда не читал, я не смотрел телевизор, потому что у родителей на него не хватало денег. Не было телевизора в юности: я пару раз порывался его купить, но тогда все деньги уходили на девчонок. В зрелом возрасте, когда я обзавелся семьей, у меня были расходы поважнее телевизора, к тому же жена предпочитала художественную литературу в твердой и мягкой обложке. Поэтому, в отличие от моих знакомых, в моей жизни не было потока дерьма, льющегося из всевозможных СМИ. Не было потока новостей и мудрых советов о том, как вести себя в жизни, где та нравственная грань, за которую нельзя заходить, какие ценности выбрать. СМИ не смогли оказать влияние ни на мое поведение, ни на жизненные приоритеты. Так что не надо меня винить за то, что я совсем не похож на вас, а если и похож, то лишь в совсем малой степени.

Здесь, на тридцать восьмом этаже, я не пытаюсь найти себе ни друзей, ни любовниц и не хочу продвинуться по карьерной лестнице. Меня совсем не мучает совесть за то, что я бездарно трачу жизнь с десяти до семи, что я офисный планктон, – поверьте, это не самое плохое, что может быть. Единственное, зачем я здесь, – это чтобы два раза в месяц получать в конверте топливо, топливо, необходимое мне, чтобы тратить лучшую часть жизни, с семи до десяти, на что-то по-настоящему стоящее. То, что однажды ворвалось в мою жизнь и изменило ее навсегда, спасло от той жизненной рутины, в которую незаметно для себя годам к тридцати пяти – сорока проваливаются все члены социума, активно потребляющие продукцию СМИ.

Сигнализация пищит последний раз, извещая, что отключена, и я отхожу в сторону, приглашая пару, одетую так же, как предыдущая пара, так же, как препрепредыдущая (все миллионеры одеваются одинаково, меняются только бренды на бирках одежды), войти.

– Квартира в светлых тонах. На полу мрамор. – Я автоматически произношу заученные фразы.

– Мне нравится, – говорит вошедшая – ухоженная брюнетка с лицом породистой домохозяйки.

Бирки на ее одежде и сумке буквально кричат, что она сидит на Jimmy Choo, Prada и Gucci, и это типично для породистых домохозяек, предпочитающих глянцевые издания художественной литературе. Она проходит мимо, уверенно открывая все попадающиеся на ее пути двери.

– Это что?

– Постирочная комната.

– Ну, ясно. Домработница будет здесь зависать часами. Лишь бы не работать.

– Где гостиная? – спрашивает ее спутник, сорокалетний мужчина, судя по биркам банально подсевший на Armani.

– Пойдемте за мной, – лакейским тоном приглашаю я.

Мы проходим в пятидесятиметровую гостиную с по-настоящему высокими потолками, камином, большой диванной группой и четырехметровой барной стойкой. Я уже собираюсь нажать кнопку автоматического открывания штор, чтобы поразить их видом из окон двадцать второго этажа, как вдруг замечаю пятна на одной из лежащих на диване подушек. Их происхождение не вызывает у меня сомнения: отличить засохшую блевотину от любых других пятен не так уж и сложно. Их не было еще пару дней назад. Значит, они появились вчера. Черт… Это Лавэ, больше некому. Нужно быстро переводить эту парочку в другую комнату. И я веду их дальше, продавая то, во что не верю, – историю о том, что здесь, в этой квартире, их семья обретет настоящее человеческое счастье, какое показывают в старых голливудских фильмах. Я применяю все умения, приобретенные мной: на тренингах по продажам, на тренингах по переговорам, на тренингах по умению входить в доверие, на семинарах по впихиванию всякого дерьма, на вебинарах по лизанию задницы и тому подобной херне. Мы идем дальше, я без перебоя рассказываю про спроектированную итальянским дизайнером кухню со столешницей из застывшей лавы, про авторскую мебель и двери из палисандра. Про гипсовую лепку на потолке и коллекционные обои в каждой комнате. На тренингах по продажам тебе говорят, что, чтобы продавать, ты должен сам возжелать объект продажи, должен его хотеть, верить в него. Но я не верю ни в этот домашний кабинет, отделанный панелями из американского ореха, ни в люстры из хрусталя, ни в гардеробную комнату с полками для часов, галстуков, сумок, обуви. Тем не менее я успешно это продаю, ведь если не продавать, стоит ли вообще жить? Именно агрессивные продажи двигают ржавые шестеренки этого мира, помогая ему вертеться. Как сказал мой тренер по продажам: «Как можешь ты ходить по земле и дышать этим воздухом, если не способен продать чесалку для спины?! Ты не достоин ни одной женщины, если за пять минут не превратишь этот пластиковый чехол для хранения овощей в деньги! Тебя необходимо поставить к стенке и расстрелять как ненужный этой планете биологический материал, если уже к обеду я не увижу счастливое лицо беременной восемнадцатилетней девчонки, которую ты убедил влезть в многолетний кредит, чтобы купить двухместную спортивную машину. Ибо жизнь дарована тебе только для одной цели – выполнять план по продажам !»

Читать дальше