Алина Загорская - Царь Соломон и другие израильтяне. Если у тебя хорошие родители – будешь счастлив. Нет – станешь личностью

Хевруто о метуто – что в переводе с арамейского означает: если у тебя нет друзей, пойди и убейся об стену, несчастный. В общении с иностранцем есть масса плюсов. Да, он не знает, кто такой Чебурашка, но зато ему можно об этом рассказать, и услышать нечто новое о старом как мир персонаже. Хотя если честно, ход мысли Йони, а также других израильских ашкеназов, ужасно напоминал старомодный юмор моего деда: «Когда папа умер, мама стала относиться к нему значительно лучше: регулярно приходила на могилу и рассказывала о том, как обижают ее дети и соседи».

Я описывала Йоньке, как бедствовали советские пенсионеры в годы перестройки, как они рылись в помойках в поисках пищи и как здорово, что в Израиле им не надо это делать. Йони вдумчиво выслушивал и продолжал: «Но если бы они и стали рыться, то нашли бы там много вкусного».

«Ата антишеми, ата!»* – так расправлялся Йони с несимпатичным ему собеседником – как правило, тоже евреем. А еще он был сексистом – немножко. Если видел «балаган» на шоссе, не сомневался: за рулем неправильной машины – женщина. Мы обгоняли нарушителя, обнаруживали мужчину, но он не сдавался: «Мама, мама учила его водить!» Когда Йони покончил с собой, я осознала, что рвет нам душу, когда умирают такие люди: щемящее благородство. Ты понимаешь, что тебе не быть таким никогда – и не потому, что они красивее, умнее, богаче или удачливей.

Израиль с самого первого года это был Йони. Солнце, море, иврит – и Йони. Сначала каждый день, а потом когда что-то нужно: поехать, перевезти, прибить, подключить. Обсудить, спросить, получить совет. Поплакать, посмеяться, пожаловаться, убрать патетику, начать действовать. Просто поговорить, когда не с кем – совсем.

Сначала он потерял работу. Это, конечно, было неприятно, но не пугало: случалось и раньше, находил новую – еще лучше. Прожил несколько месяцев в свое удовольствие: съездил в Таиланд, впервые в жизни переспал с азиаткой и сделал вывод, что «коль а-бахурот ото давар»*. Потом инфаркт, центура, запрет на курение и любимый теннис. Рамки сузились, пахнуло смертью.

Из гостиницы, где он отдыхал после операции, приехал ко мне и предложил провести с ним ночь. Вел себя непривычно робко, потому что очень боялся отказа. И если б я была чуть лучше, я бы наплевала на «хочется – не хочется», стуц* или на всю жизнь, и сделала бы это просто из сострадания… Но… Я сказала: все кончено, прошлого не вернуть. Короче, ровно то, чего нельзя было говорить никак!

Нет, я догадывалась, какой мрак у него на душе, но в наших отношениях он был взрослым, а я ребенком. И я не сомневалась, что Йони справится – он всегда со всем справлялся. А я не покажу, что понимаю его состояние – он ведь так боится пафоса.

В отчаянии Йони попытался схватиться за другой спасательный круг – объединить детей и бывшую жену. Он пригласил их в ресторан, это был чудесный, теплый вечер. Йони вышел на балкон, посмотрел на море и подумал: какое счастье, у меня есть семья! И через несколько дней приехал к Орит с цветами и предложил провести остаток дней вместе. А она сказала «нет» – ей лучше одной. Судьба убийственно последовательна, загоняя человека в угол. И вот результат 56 лет жизни: ни семьи, ни работы, ни надежды. А бороться с бессмыслицей этот сильный мужчина, командовавший танками на войне, не умел. К унижению, даже со стороны высших сил, Йони не привык, и привыкать не собирался.

И он решил уйти. Дождался, пока дети будут в Израиле – чтоб никого не вырывать из-за границы. Позвал их на ужин, обнимал, целовал и внушил подозрения – не его стиль. Потом, ближе к ночи, выпроводил гостей, сел в машину и поехал в парк Лахиш на окраине Ашдода. Я там была – сидела, курила, запоминала. Полицейские сказали, что конструкция, которую он придумал для введения выхлопного газа в кабину, достойна пера инженера. Он выпил водки, потом включил свою конструкцию и выстрелил в голову – чтоб наверняка. В завещании не забыл никого – в том числе и меня.

Ну что вам еще рассказать? Жизнь в Израиле оказалась не сахар. Я даже удивляюсь, что такую лысую пустыню называли когда-то землей, текущей молоком и медом и разыскивали целых сорок лет. Ей-богу, не стоило так уж стараться. И попугаев царю Соломону не надо было завозить – гнусная птица, особенно на свободе. Кричит как сумасшедшая и гадит прямо на голову. Не говоря уж о местных кошках, которые того и гляди начнут на людей кидаться – как буквально палестинские террористы.

Я не знаю, бывает ли такое в других городах и странах, но этот эпизод, на мой взгляд – просто квинтэссенция Израиля. Полдень, Микве-Исраэль. Улица узкая, транспорта масса – центр. Я в маршрутке еду на работу. Перед нами прямо посреди проезжей части останавливается белая «мазда» – непонятно с чего – и стоит. Минуту, две, три… Аварии нигде нет, «хефеца хашуда»* – тоже. Водитель вроде жив и, кажется, здоров. Но стоит, собирая за собой длиннейший, дико возмущенный хвост.