Алина Загорская - Царь Соломон и другие израильтяне. Если у тебя хорошие родители – будешь счастлив. Нет – станешь личностью

Как бы вам ее описать… Есть люди- алкоголики, есть наркоманы, а бабушка подсела на скандалы. Довести до белого каления, до истерики и битья головой об стену было ее единственным развлечением. Она не пела, не играла на фортепьяно и не разгадывала кроссворды. Не вышивала крестиком. Не готовила вкусные блюда. Она убивала словом. Слова бывали разные. Например, такие: «Когда я умру, тебя никто на порог не пустит. Тебя будут гнать отовсюду и бить смертным боем, как собаку». И такие: «Люди любят меня за то, что я люблю людей». И еще такие: «Лю-у-у-уди, сосе-е-е-еди – на по-о-омощь!» И люди прибегали и приводили милицию. Но бабушку они не заставали – она тихо трусила в свою комнату и запирала дверь на замок. Вся радость общения доставалась нам с дедом.

Бабка обожала болеть. Она лежала, закатив глаза, и стонала: «Ы-ых, как мне дурно, как мне дурно!» Иногда выходила из образа: «Федя, ты колонку выключил?» – Получив положительный ответ, откидывалась удовлетворенная, на подушки и продолжала: «Ы-ых, как мне дурно!» Бабушка умерла в 85 лет от перелома шейки бедра. Вскрытие показало, что она была совершенно здорова. Сказать, что я ее не любила – значит, ничего не сказать.

Потом пришло время выбирать мне профессию.

– Вашей внучке надо идти на филфак, – говорила наша классная – у нее такие способности!

– Ну причем тут способности, – презрительно роняла бабушка, – просто она из интеллигентной семьи. И вообще, хорошо подвешенный язык я лично серьезным делом не считаю.

Что ответила на это учительница русского языка, осталось неизвестным – бабушку такие мелочи не интересовали. И мне выбрали профессию – очень симпатичную, довольно престижную, а главное надежную на все времена – архитектор. Хотя единственный предмет, по которому я имела тройку, был именно черчение. Но дед посоветовался с коллегами из политеха, те вспомнили о собственных отпрысках, которым тоже придется куда-то поступать, и горячо обещали выковать из меня приличного инженера.

С тех пор начались мои несчастья. Начертить даже просто кубик было мукой, а уж делать курсовые проекты….Я плакала, плакала, а потом вышла замуж – так была решена проблема диплома, и начались проблемы личной жизни.

Мужчины – существа трепетные, мятущиеся и совершенно непостижимые. Я знала много мужчин – хороших и разных. О хороших сказать нечего, а среди разных были застенчивый мучитель, трусливый расточитель, сентиментальный палач, отмороженный Казанова и один ходок-импотент. Он называл свой член «Шалом», а когда я спросила, почему не Ицик или Моше, объяснил, что это сокращение от «кли шалом» – орудие мира. Адвокат по разводам, между прочим.

Нет, с женой у него ничего серьезного – так, кооператив по разведению детей. Люди не становятся ближе оттого, что 30 лет гадят в один унитаз. Он сидел на антидепрессантах и активно искал большую любовь за умеренную цену. Как-то его любимый сайт знакомств разослал приглашения по всем электронным адресам – есть такие мудрые сайты, за нас решают. Ну и жена, конечно, получила. Что сделала? Мужа поблагодарила. Теплые, дружеские отношения. А куда деваться – у них масса общего: квартира, машканта, посудомоечная машина.

Но Яков А. – самый удивительный мужчина, из всех, кого я встречала в жизни. В плохом смысле этого слова. И в хорошем тоже. У него десять – или сто – женщин одновременно. Он им почти не врет. То есть врет немножко – поначалу, для затравки. Он рассылает горы смс-ок своим astonishing lady, где сообщает, как сильно он их хочет: nothing personal – just want to fuck you badly! Он готовит потрясающие блюда, потому что он француз из Парижа, и парижанином останется – несмотря на 30 лет в Израиле. Он способен заниматься любовью часами – властно, нежно и изобретательно. Он просто окутывает теплом – и застарелые комплексы тают на глазах и выходят наружу слезами счастья.

А потом он решает разнообразить жизнь сексом втроем и приглашает мальчика – смуглого, нежного и порочного. И пока мы ликуем и предаемся разврату под портретами дедушек-раввинов, Яков вдумчиво наблюдает за нами. У него пристальный взгляд исследователя… и отеческий тоже. А раввины на стене укоризненно качают головами – в их религиозной «шхуне»* такие игры совсем не приняты.

Затем приходит время отдавать долги: отчего бы нам не позвать еще одну женщину – просто знакомую, «совсем некрасивую, не то, что ты. Она так просит и уже приготовила свое коронное блюдо, пасту болоньез – специально для тебя». Дальше рассказывать не хочется – банальные групповухи, попытка суицида и холодное осознание своего места в его жизни уже не за горами