Эдуард Диа Диникин - Манифестофель

– Ты-то откуда знаешь?

– Слухами земля полнится. Все, давай, Борис, выходи….

«Тойота» остановилась на обочине. Он вышел из машины, подошел, отвернувшись от матери и дяди, ближе к заднему колесу. Увидел, что по дороге едет машина. Это был красный «фольсваген-жук». В таких автомобилях обычно ездят женщины. Он повернулся в другую сторону. Увидел, что мать и дядя о чем-то разговаривают, на него не смотрят, и успокоился. В конце концов, не в штаны же ему прудить?

Сделав дело, он застегнулся. И тут же увидел что-то появившееся в небе, настолько же ясном и голубом, насколько ясен «голубой» на гей-параде. Это «появившееся» было ярким летящим щаром. И тут же все осветилось и стало жарко, как летом. На теле Бориса выступила испарина.

И раздался гром….

– Что это было такое? – деланно весело, но несколько напряженно задал риторический вопрос дядя, вылезая из «тойоты».

Мать испуганно осталась сидеть внутри.

Они с дядей смотрели на небо. В нем осталась широкая белая полоса.

– Самолет, что ли, взорвался? – предположил дядя.

– Так, вроде, ничего не горит, – сказал Кортонов.

– Где? – не понял его дядя.

– На земле, – пояснил Борис. – Осколки бы упали уже. И дым бы был.

– Да – а, – подумав, протянул мужчина. – Это точно. А там как раз заводы. Это же Металлургический район. Куда мы заезжаем, из Свердловска если едем.

– Прямо как звезда упала, – сказала мать, открыв дверь.

– Да, – усмехнулся дядя, – звезда. Хоть желание загадывай. Ты не загадала случайно? А ты, Борис?

Кортонов промолчал. Лишь криво улыбнулся.

Через полчаса они уже медленно проезжали мимо красного здания, чья стена была частично разрушена.

– Цинковый завод, – сказал дядя. – Вот, блин, приехали-то…

Вскоре уже стало понятно, что произошло. Упал метеорит. Это событие стало темой для разговоров за праздничным столом в квартире сестры, где одно из окон было забито картоном – его выбило при взрыве.

Мать решила остаться в Челябе еще на пару дней, а он поехал назад на автобусе.

Все время Борис смотрел в окно автобуса, за которым мелькали живые большие палки в основном смешанного типа, но с преобладанием сосен. «Наверное, среди них есть и волшебная», подумал он с усмешкой, «еще ее бы для надежности к той „падающей звезде“».

Ведь во время полета болида к земле, он загадал желание, но не сказал об этом дяде. Ведь, если сказать, не исполнится.

Когда автобус уже оказался в Екатеринбурге, в том месте, где дорога сужается, обрамляясь одноэтажными домами, он вдруг почувствовал себя ниткой, вставленной в угольное ушко.

Игла входит в плоть. Нить следует за ней, остается в плоти, а потом – по прошествии времени – растворяется в ней. И останется разве что шрам. Как у него на сердце из-за того, что он никогда не видел отца.

Что осталось у него от него? Несколько фотографий, которые мать забыла выкинуть?

Он смотрел иногда на эти немногочисленные, как первые крики новорожденных юкагиров, фотографии, и не верил, что этот молодой человек действительно его отец. Что у него была фамилия – Грудицын, было имя – Максим. Мать сказала, что он погиб еще до его рождения. Иногда ему казалось, что это не так. В детстве и сейчас, при употреблении алкоголя.

Мать не любила, когда Борис выпивал, но он умело избегал прямых конфронтаций. Допустим, приходит он с работы вечером, уже «затаренный», и ждет, когда она будет укладываться. Мать перед сном всегда принимает таблетки. «Чтобы как под пальмой спать – безмятежно», говорит она. И спит потом всю ночь под своими фенозипальмами, о которых на утро ничего не помнит. И вот тогда он выпивает.

В последние два года он стал пить в компании Мозгалева. Это был его одноклассник и не только – сын семьи, с которой когда-то дружила мать. Причем, настолько сильно, что они часто выезжали на природу на машине родителей Мозгалева. Однажды даже поехали в Златоуст. Там жили родственники Мозгалевых. Это было в девяностом. Он никогда не забудет ту поездку….

– Напишешь ты еще свой шедевр, Борька, дурилка ты, напишешь. Давай «бахнем», – эти слова Кортонов слышал от Мозгалева уж семнадцать месяцев. И прекрасно понимал, что Мозгалев над ним подсмеивается. Даже в этом его «дурилка» он слышал издевку. Он ведь смотрел «Место встречи изменить нельзя», помнил. «Дурилка картонная» – так это звучит полностью. Так называют фальшивую, сделанную из картона утку, которой обманывают уток настоящих. А ведь он, Борис, даже не задумывался, чтобы назвать, например, Мозгалева «мозгляком». Так, в шутку употребить это слово. А ведь Мозгалев вполне подходил. Тщедушный во всех – физических и моральных смыслах этого слова человек.