Александр Беляев: Девочка и домовой. Хроники затомиса

Мальчик был уверен, что в обозримом прошлом он не встречал ее, и все же… этот облик вызывал целую гамму чувств. Точно такие же чувства недавно вызывал ее голос, несущийся издалека. Вот и сейчас: девочка казалась ему бесконечно далекой, и в то же время мучило чувство пронзительного узнавания чего-то родного и утраченного. Хрупкое сложение, почти прозрачные ручки, светлые невесомые локоны, огромные голубые глаза на слегка вытянутом гладком лице.

Девочка повернула голову и внимательно посмотрела на мальчика. Казалось, ее совсем не удивляет это неожиданное появление и, напротив, она специально здесь расположилась, поджидая своего давнего товарища по играм. Она не поздоровалась, а скорее констатировала факт долгожданного появления:

– Ну, вот ты и пришел, милый, не грусти теперь.

«Вот, – в смятении подумал мальчик, – так всегда: мечтаешь о ком-то или о чем-то, а когда встретишь, не знаешь, как себя вести, что делать, что говорить. Кстати… и с чего это я взял, что всю жизнь мечтал ее встретить? Снова провал в памяти».

– Здравствуй, – сказал мальчик слегка севшим голосом, – что ты здесь делаешь? Как тебя зовут?

– Меня зовут Единственная, – ответила девочка все с тем же серьезным и даже строгим выражением лица. – Сейчас ты вряд ли поймешь мои слова, я пришла из места, которое называется «детство», сюда, на берег моря… оно называется «Вечность», – немного помолчав, добавила она.

– Какая Вечность, какая Единственная, разве это имя, что значит «Из места, которое называется детство?» – уже гораздо более решительно заговорил мальчик. Его распирало от множества вопросов, но большинство из них ускользали, едва коснувшись поверхности сознания. Он смутно понимал: что-то с ним не то, происходит нечто необычное, ведь раньше он жил в каком-то другом мире, где все не так, все гораздо понятнее и гораздо… хуже.

– Я – Единственная, – повторила девочка. – Посмотри вокруг: разве ты видишь здесь кого-то еще, кроме нас с тобой? Никого, кроме нас с тобой, здесь нет, и не будет до скончания века, – немного помолчав, добавила она, – разве что матушка Навна свое отражение пошлет. Возможно, – девочка перешла на шепот. – Она для нас это место и создала, вернее, для того, чтобы мы в этом месте с тобой увиделись. Она вообще очень многое может.

Мальчик еще раз внимательно осмотрелся, совершенно сбитый с толку необычностью аргумента. Действительно, насколько хватало глаз, вокруг не было признаков человеческого присутствия, и все носило печать нерукотворности и необъяснимой изначальности: вечное море, вечные песчаные дюны, вечная пена прибоя, вечное небо… нет, с небом что-то было не так, мальчик почему-то был уверен, что небо должно выглядеть несколько иначе, не отпускало ощущение, что оно чем-то ограничено, хотя что это за ограничение, было совершенно неясно.

– А я тоже – Единственный? – не нашел ничего лучшего спросить мальчик. «Твой единственный», – хотел он добавить, но промолчал.

– Нет, только я Единственная, потому что это твой сон, – отчетливо прозвенел голосок девочки. – Когда ты придешь в мой сон, тогда Единственным будешь ты.

«Ах, это сон!» – пронеслось в голове у мальчика: теперь многое вставало на свои места – и это странное многокилометровое безлюдье, и первозданность ландшафта, и забвение, за исключением отдельных воспоминаний. Как его зовут, откуда он пришел и как сюда попал, он так и не мог вспомнить. Он еще раз взглянул на небо: оно было безоблачным, светящимся, но без малейшего намека на солнце, или луну, хотя время дня стояло явно не предрассветное и тем более не вечернее. И все же что-то опять явно не сходилось, потому что окружающий мир и его восприятие были потрясающе реальными.

– Но послушай, – снова обратился мальчик к незнакомке. – Я хорошо помню, что раньше тоже видел сны: они были совсем другими – смутными, неправдоподобными, в них никогда не ощущалось такой ясности, да и поступал в них я совершенно по-иному, – он пытался найти нужные слова, – как будто был каким-то запрограммированным, без свободы воли, без возможности удивляться или рассуждать, я не мог в них пойти по желанию туда или сюда, рассматривать то или это, они состояли в основном из фантастически искаженных обрывков прежних воспоминаний и встреч, здесь же все совершенно незнакомо и удивительно.

– Это не обычный сон, – улыбнулась девочка. – Люди с непробужденной душой видят такие сны очень редко – иногда 1—2 раза за всю жизнь. Они необходимы для того, чтобы в сознании этих людей забрезжила память прежних жизней, прежних встреч, а иногда для того, чтобы человек вспомнил свою Единственную или Единственного. Потом, когда он станет взрослым, то сможет избежать многих ловушек и если разбудит свою древнюю память, то когда-нибудь – может, в другой жизни – встретит и узнает его или ее. Ты, например, почти никогда не узнавал меня или принимал за меня другую. Кстати, – задумчиво добавила она, – ловушек все равно никогда избежать не удается – скорее появляются силы для того, чтобы из них выбраться.