Марина Миргород - Книга рекордов бизнеса

– Этого не может быть. Здесь что-то не так… – Примерно с минуту Вадим просто молчал, из-за чего напряжение в воздухе выросло до предела. Можно было представить, какие мысли посетили его за эти короткие секунды. После этого он, видимо, пришел к выводу, что этими мыслями он без ущерба для дела сможет поделиться с шефом полиции завтра. – Прошу Вас, господин Эргин, моя семья и мои друзья, мы уже натерпелись за сегодня, – достаточно холодно произнес он. – Я должен пережить то, что услышал. Очень прошу Вас сию же минуту покинуть яхту и впредь без разрешения не врываться к нам. Со всем к Вам уважением.

Шеф полиции все понял. Лучше было не возражать. Он только коротко сказал:

– Полностью понимаю Вас и приношу свои извинения. Я подумал, лучше Вы это узнаете от нас, чем из завтрашних новостей, приправленных пустыми домыслами и сплетнями. Мы удаляемся. Но я прошу Вас соблюсти порядок и до выяснения всех обстоятельств не покидать прибрежных вод Канн. Я высоко ценю Вашу помощь и содействие расследованию. Засим – откланиваемся.

Шеф и его ассистент с грустным удлиненным усатым лицом удалились.

– Но, папа, почему бы дяде Эрику убивать себя? – обескураженно спросила Эмма. Она чувствовала, как теряет почву под ногами. Сначала ее непонятное заболевание, вставшее на пути между ее мечтой о реализации своего бизнес проекта и ей самой. Теперь полюбившийся всем в семье дядя Эрик, так поддерживавший ее смелые предпринимательские начинания, ушел, навсегда ушел из жизни и унес с собой ее мечты. Жизнь поворачивалась к ней своей нелицеприятной стороной.

– Не знаю, доча, пока не могу предположить ничего правдоподобного. Это совершенно не в его характере – отступать перед какими-бы то ни было проблемами.

– И все равно, все в жизни поправимо! – не унималась Эмма. – Нельзя же ставить крест на всем, вот так сразу. Вот здоровье – это может быть непоправимо, – и тень глубокого отчаяния пробежала по лицу Эммы.

– Не все поправимо, Эмма, это правда, важно все успеть сделать в свое время. Потом может быть уже поздно что-либо менять в жизни. Что касается тебя, ничего не вбивай себе в голову, у тебя со здоровьем все нормально, это все на нервной почве. Ты отдохнешь, развеешься и пойдешь на поправку, поняла?

Эмма казалась раздавленной.

На секунду воцарилась тишина, под прикрытием которой каждый на мгновение невольно погрузился в мысли о том, все ли он успел или успеет сделать в жизни вовремя. И каждый внутренне поблагодарил Эмму, которая была единственная, кто отважился нарушить эту тишину. Она сказала:

– Если бы меня спросили, какого цвета смерть, я бы ответила – красного, нет, алого, – и она встала из-за стола.

Несколько в отдалении от всех, Дэн, стоявший у перил палубы, спиной к столу, вглядывался в разноцветные танцующие огни береговой линии. Что это за гавань такая, думалось Дэну, куда я будто бы вхожу на всех парусах? Где-то в Гане обессилившие от голода дети обеими руками цепляются за жизнь, а здесь, в центре Европы, в колыбели вековой мудрости, в цитадели экономического разума, человек, достигший процветания и достатка, собственноручно вернул Вселенной ее бесценный подарок, жизнь, плюнув ей при этом в лицо. А может быть, это всего лишь демагогичные рассуждения? Ох, да ты послушай себя, приятель: Гана, дети, цепляются за жизнь, плевок в лицо Вселенной… набор штампов и банальностей. Псевдоинтеллектуальное словоблудие. Да что я об этом знаю? Тьфу, да и только! Может, у меня просто не хватает фактов о жизни Эрика, чтобы его действительно понять… Может, у него был рак, о котором никто еще пока не знал, а вскрытие покажет… Что я вообще знаю о руководящих людьми мотивах, о скрытых подводных поведенческих течениях? А еще собрался служить во внешней разведке. На ферму мне, на ферму нужно податься, вот что, в деревню, к коровам и свиньям, подальше от людей. А если бы я туда прыгнул, в эту лазурную воду, прямо в объятия разлагающегося тела Эрика… Боже, какие дурацкие мысли приходят в голову, надо серьезнее быть, тут же трагедия жизни…

Дэн внутренне содрогнулся от мысли об объятиях Эрика, дышащих безобразием смерти.

Шелест платья, пара медленных шагов, и Эмма нарушила одиночество Дэна:

– Ну что? Уже пришел к выводу, что ты виноват в его смерти? Ты ведь всегда все воспринимаешь так лично, хочешь спасти мир, как Уилл Смит… – Эмма говорила ровно, немного надменно, но при этом с оттенком уважительного непонимания и, как следствие, беспомощного и грустного подтрунивания.