Эстер Кей: Братство тупика

Забор – лишь предвестник виртуальных обид, которые еще доведется снести.

Но факт, что я опять-таки об объятиях могла лишь мечтать, ничего не выходило. Валерка чувствовал интерес, потому что я была хорошим товарищем (всегда таким и буду), а девушки не поняли.

Поэтому, когда началось освоение целины в этом вопросе, оно уже пошло по полной программе. В редакции. В 15—16 лет.

А до этого?

Помню глухое сознание своего невежества, куда, как, что. Что они все имеют в виду? Книжка была найдена у сестры – д-р Уаргинсон, пособие такое для супругов, ксерокопия. Дома никого не было, я и книжка. Ага, вот оно значицца как обстоят дела. Хриплый тигриный всхлип по поводу обретенной истины. Маму не придется тревожить расспросами, и то хорошо! И сразу внутренняя установка: это тоже какой-то аспект знания, где нужно получить пятерку. Но где, как ее получить? Кто поставит отметку?

…Честно говоря, хуже этого подвешенного состояния я не знаю ничего. Представьте себе, вам говорят, что ваши номера, кажется, выиграли в лотерее. А узнать вы сможете лишь через неделю! Пытка! Так и тут. Ходила абсолютно сама не своя. Предчувствовала выигрыш, какой-то невероятный жизненный пласт счастья, знала, что все получу, но где, как, с кем, при каких обстоятельствах, все было скрыто от меня. Мучение было запредельным.

На стадионе получается игра в любовь, первое такое противостояние, магнетизм взгляда. Я участвую в выступлении по спортивной гимнастике, мы должны составить некое слово, как-то выплеснуть некий цвет и узор, будто живая движущаяся клумба, но пока что мы сидим на трибунах, выступают другие.

Передо мной красивый человек, родной по типу внешности, я тут же бегло додумываю: одинокий, страдающий, интеллектуальный, все при нем. Профиль, черные волосы.

Он просто сидит. На трибуне. Зритель. Лет 25 может ему.

Я просто поглощаю его взглядом с четверть-оборота, с близкого ряда, сразу за ним. У меня возникает целая история, там и Париж, и бульвары, и платаны, и мы с ним идем и объятия там и поцелуи и вся страсть там и невесть что.

Далее нас вызывают выступать с лентами, а после уж – на трибуны мы не вернулись, праздник завершился, я иду домой переполненная чуством удачи. Состоялось!

Теперь мне есть кого назвать загадочным словом «ОН»!

Даль – это тоже ОН.

Смерть Даля была таким интимным глубоким переживанием, что весь организм содрогался. Это была потеря, утрата.

Даже когда Бим убежал и пропал (спаниэль), не было такого мощного катарсиса.

Даль – это еще и ревность к актрисе Нееловой. Ух противная Неелова. Они целовались в пьесе одной.

Жизнь принадлежит мне? То есть – имеет ли человек право на самоубийство? – Вопроса такого для меня не было, так ни смерти, ни опасности для меня не существовало.

Тренировка по фигурному катанию во Дворце Спорта, я вылезла на лед раньше времени, еще старшие не откатали, и меня сбивает с ног мчащийся со своей партнершей, Белоусовой, супер-чемпион Протопопов. Они меня поднимают, отряхивают, приводят в чувство. Я просто девчонка в шерстяном красном платьице. Но меня сбил Сам Протопопов!

Спортивная секция, гордость папы за меня. Шоколадная вафля «Гулливер», большая, сытная. Покатаюсь – и опять к папе. И передохнув, опять уносишься прочь. Тренировки (сухопутные, на полу) были тяжелые, много нагрузок на ноги, мышцы ноют. А на льду – все ничего, состояние плавучей невесомости.

Озеро замерзало зимой, мы приходили с линейкой, меряли толщину круга проруби, если сантиметров 13, то можно выходить на лед. Отец говорил, что я сбиваю один конек. Действительно, левый конек был сбит больше всегда, я его укладывала внутрь, неровно ногу держала при катании. Боялась, что отец заметит. Проезжая мимо него, выравнивала. Потом опять левый конек чуть уложен был. Критика отца – это всегда было очень чувствительно. «Ну ты прям как без рук!» (когда еду подаешь). «Ну что ж ты как ноги ставишь!» – на катке.

…Потом отец уже запутался, когда меня критиковать, когда – нет. Потому что я делала что-то, что ему было непонятно, в чем он не разбирался… Он знал что? Крестьянскую семью, Поволжье, село Богатое да Ефремовку, армавирское летное училище, Тирасполь, Германию, гарнизоны свои, командование эскадрильей, оборонный завод, накопление материальных благ знал, чтоб не облапошили надо в жизни смотреть в оба глаза, это знал. И что луна – это таинственно. Он даже стих написал, заканчивалось там так: «Когда смотришь на луну – Сердце тает словно!»