Камила Соколова - Нить Ариадны

– Сейчас вы уже так не думаете? – спросила я.

– Сейчас я ни в чем не уверена. Но, если позволите, я продолжу.

Я утвердительно кивнула. Прелюбопытнейший случай. Я не хотела делать предварительных выводов, однако ее рассказ меня заинтересовал. Многое нужно было проверить.

– Так вот, я вернулась в пансион, из которого ушла утром, уже за полночь. В доме все уже спали, и дверь была заперта. Тогда я сделала странную вещь – я подняла камень в кадке с небольшим деревцем и увидела ключ, которым и открыла дверь. Я откуда-то знала, что ключ должен быть там. За весь день я очень утомилась и теперь хотела лечь в кровать, тем более, что у меня снова начался приступ мигрени. Поэтому я быстро прошла в свою комнату и только успела раздеться, как сразу уснула.

– Что же дальше? ― мне было искренне любопытно.

– А дальше я проснулась у себя дома и подумала о том, какой странный долгий сон мне приснился. А когда я взяла в руки утреннюю газету, то увидела, что число было другое.

– Число другое? – переспросила я.

– То есть дата другая. Я заснула шестого июня, а проснулась восьмого.

– А куда делось седьмое июня? – не поняла я.

– В том то и дело, что я его проспала… кажется, ― она сделала глоток воды, ее пальцы дрожали.

– Возможно, ― произнесла я задумчиво, ― все возможно. Это все, что вы хотели рассказать?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, не все. Спустя пару недель ситуация практически повторилась. Я была дома и уже готовилась ко сну, как опять почувствовала боль в висках, снова навалилась эта усталость, хотя еще десять минут назад я ее не чувствовала. Я легла и через мгновение уснула. Я точно это могу сказать, потому что обычно я очень плохо засыпаю, ворочаюсь, пытаясь прогнать рой мыслей из головы. А здесь раз – и все, сплю.

– Где вы проснулись утром? – спросила я, набрасывая себе план вопросов.

– Опять там же.

Я вскинула на нее глаза:

– В Лондоне?

– Да. И в этот раз я пробыла там два дня. Не буду подробно останавливаться на утреннем туалете, лишь скажу, что я снова воспользовалась одеждой из шкафа. Уже будучи опытной, я проверила карманы – они были пусты, тогда я посмотрела в ящичках туалетного столика и нашла несколько фунтов. Я могла позволить себе весьма роскошно провести время, ― уныло сказала Александра. ― Знаете, я такое чувство одиночества испытала, когда увидела эту лондонскую комнату, страх и даже ужас от того, что сон повторяется. Мне не хотелось подниматься, хотелось спрятаться под одеялом, в надежде, что все вот-вот закончится, и я проснусь. Но ничего не происходило, и я спустилась в столовую, где снова не успела к общему завтраку. На отдельном столе я нашла еще теплый чайник, несколько булочек, сливочное масло и джем. Я неловко махнула рукой, и чашка полетела на пол, я наклонилась, чтобы поднять ее, как вдруг увидела… Как бы это объяснить, ― она и сейчас взмахнула рукой, чтобы окрасить свой рассказ, ― увидела себя со стороны… нет, не так. Почувствовала, что я уже видела подобное… падающую чашку в этой комнате и свою руку, которая поднимает ее, словно дежавю, понимаете?

– Да, ― медленно сказала я, ― вам во сне показалось, что вы были в той комнате раньше.

– Не просто была, ― Александра говорила сбивчиво и быстро, ― я уже роняла чашку на тот зеленый ковер. Но когда это было, я не знаю. ― Ее лоб прорезали несколько морщинок. ― А потом я опять бродила по улицам. Знаете, я ведь ни разу не заблудилась. Я не спрашивала дорогу у прохожих, не пользовалась картой, но каждый раз я знала, куда нужно свернуть на перекрестке. Просто удивительно.

– Удивительно, ― согласилась я с ней. – Случилось ли во второе ваше пребывание в Лондоне что-то отличное от первого?

– Да. Я бродила по улочкам Сохо и увидела галерею. В этом районе Лондона их много. Но здесь меня привлекли витрины: в одной из них были выставлены репродукции картин Милле, Россетти и Ханта, а в другой работы неизвестного мне современного художника Джефа Горинга. Вы знаете, я очень люблю прерафаэлитов. Я не особенно разбираюсь в искусстве, но картины этого братства и их последователей меня завораживают. – Она посмотрела на меня прозрачными сине-зелеными глазами, и меня осенило. Я поняла, кого она мне напоминает, и неприятное чувство, когда видишь знакомое лицо и не можешь вспомнить, откуда оно так знакомо, исчезло. Я видела ее в картинах прерафаэлитов. Конечно! Пожалуй, «Леди из Шалот» Джона Уильяма Уотерхауса подходит больше всего. Такая же печальная, как и волшебница Шалот, которая плывет к своему любимому Ланселоту, зная, что умирает. Я не интересовалась картинами, но про прерафаэлитов знала, потому что в университете, где я работала, был один англичанин, превосходный физиогномист, профессор Фицпатрик. Он любил рассказывать свой предмет, опираясь на картины. А, как известно, англичане признают только английскую живопись, вот и он вовсю использовал репродукции художников, входящих в братство прерафаэлитов. ― Я вошла в галерею, ― продолжала девушка, ― она была современной – со светлыми большими залами и с высокими потолками. На стенах висели работы Джефа Горинга. Я прошлась по залу и осмотрелась – в основном пейзажи, но было и несколько портретов. Современная школа, не особенно в моем вкусе, но было довольно интересно. Я остановилась у одной картины. На ней бушевало темное море, яростно разбивая волны о скалы. И только несколько желтоглазых чаек летали в небе, не боясь гнева стихии. Вдруг за моей спиной раздался голос: