Татьяна Левченко - Скала аномальная зона. Фант-реал

…Ни одна религия на Земле не изживает себя. Начиная от язычества, многобожия, заканчивая, пока, современными направлениями христианства, ислама, буддизма со всеми их ответвлениями. Все они сосуществуют. Все являются необходимыми: каждая для определённого уровня сознания. (Если б они ещё и не враждовали между собой!)…

(из дневника отца)

…Я стоял на краю пустыря, смеривая взглядом расстояние до вредной козы. Солнце уже село, но было довольно светло: лето едва перевалило на вторую половину. На некошеных холмах отавы быть не могло. Но там, поверх выгоревшей первой травы, уже вовсю зеленела новая, сочная, взявшаяся в рост под густой подстилкой старых трав, годами, десятилетиями не убираемых. И даже не горят они, как в других местах, – от спички, от искры, от окурка… впрочем, кто их там бросит…

Ни разу в жизни не видел я холмы Скалы обгорелыми. Изумрудно-зелёные, сиреневые от клевера и чабреца, красные от маков, жёлтые от ирисов, серовато-жухлые и вновь зелёные, уже густой, зрелой зеленью с серо-жёлтой подстилкой. И ни единая тропка не вилась по холмам. Ни малейшая стёжечка…

Или мне показалось?

При упоминании о тропе, я уловил глазом лёгкую примятость старых и новых трав, узкой полосой, начинаясь от ног моих, убегающую по ближним холмам и холмикам как раз в направлении козье-козлятного «каравая». Может, здесь как раз можно пройти безопасно? Откуда эта тропа? Значит, кто-то проходил, может, таясь от людей, чтобы не пугать, за своей забродой-животиной? Вот, вроде, рядом и ещё стёжка, как бы коровой оставленная, даже капельки белёсые на травинках: давно, знать, не доена, теряла молоко…

Важно не только то, во что ты веришь, но и какими силами духа твоего вера твоя осуществляется. Истинное Знание немногословно. Прочитав тысячи и тысячи книг, ты выудишь из них только крупинки Знания. Чтобы хоть чуточку над этим подняться, необходимо размышлять, необходимо эти крупинки в сознании своём проращивать, как зёрнышки, взлелеивать росток и с восторгом наблюдать, как он тянется ввысь, оживая, наполняясь живительными силами своего прародителя – Истинного Знания. И ты будешь наслаждаться его стройностью, его красотой. И будешь гордиться, самую чуточку, что это твои размышления вскормили его и дали ему первичный толчок к развитию.

(из дневника отца)

Размышляя, я сам не заметил, что уже иду, иду по всё более различимой под ногами тропе, с холмика на холмик, всё глубже уходя в Скалу. «Е-о-и-и! И-и-и-ись!» – как сквозь вату донеслось до меня, и Олимпиада с козлятами, совсем рядом, вдруг сорвались с холма и галопом, скачками понеслись в сторону улиц, к домам. Что, собственно, нам и требовалось. Я повернулся. У самого края пустыря стояла мать, рупором сложив руки у рта, словно продолжала кричать, как я догадался: «Не ходи! Вернись!»

– Мам, ты чего! – засмеялся я, помахав ей рукой и направляясь назад пройденной тропой.

Но тропы сзади не было. Я шёл, шёл напрямик, глядя на мать, которая будто всё продолжала кричать и звать, словно не видела меня. Тогда я побежал. Я бежал изо всех сил, как никогда. Всё более темнело, уже показались в небе россыпи звёзд, уже начали они выстраивать созвездия, уже я задыхался от бега, а преодолеть полоску пустыря, отделявшую меня от мамы, от дома, от всего мира, не мог.

Мать уже давно опустила руки, только теребила и комкала край передника, только с невыразимой тоской смотрела и смотрела… почти на меня. И, видимо, в какой-то миг что-то уловила, потому что дрогнуло лицо её, вся она рванулась, потянулась в мою сторону, но не двинулась с места, закричала, я видел, что она кричала, но голос доносился, как из очень далёкого далека:

– Сынок! Не ходи!

Я остановился. Почти растерянно: куда не ходить? Я ведь возвращаюсь.

– Подожди меня здесь! Не двигайся с места! – вдруг что-то явно придумала мама и почти бегом направилась к соседней улице, таким же лучом отходящей от пустыря.

Я сел в траву и стал ждать. Я не знал, что хотела мама, но зря она ничего не скажет. Поэтому я буквально не шелохнулся, пока не показалась она из-за угла, ведя за руку какую-то женщину. Когда они подошли поближе, я увидел, что женщина эта – почти девчонка – никто иная, как… В общем, жениться я пока не спешил, но была она мне очень даже по сердцу. И сейчас, увидев её, испуганную, встрёпанную, в косо, наспех застёгнутом халате, я подумал: какая она всё-таки… родная… дурашка моя! Выходит, от мамы действительно ничего не скроешь. Но зачем она её привела сюда?