Татьяна Левченко - Скала аномальная зона. Фант-реал

– Мам! – пожал я плечами. – Ну, глупости ведь! Давай, пойду, приведу. Ведь на глазах же…

– Нет! – вдруг истерично преградила мне дорогу родительница. – Не пущу! Нет! – она отпихивала меня от ворот в глубину двора. – «На глазах…» Отец ваш тоже вот так… на глазах… – и сникла, осела на подвернувшийся чурбан, комкая край передника, не утирая ручьём катившихся слёз с лица, с дикой, безумной тоской, молча, без причитаний, без воя, смотрела и смотрела в сторону Скалы. Лишь много погодя выдохнула всхлипом: – на глазах…

– Как, мам?! – изумился я.

– А хоронили кого ж?! – воскликнул оказавшийся рядом старшой.

А через короткое время уже вся семья, включая троих внучат-племянников, окружила её, малышня теребила за юбку, старшие за рукава – «Как так?!»

В тот день, двенадцать лет назад, в самый обычный день, будний, старшие были в школе, я с малыми сёстрами в детсаду, а седьмой наш ещё в люльке качался. Была тогда у нас корова, а не коза. Вот так же ушла она и паслась на ближних холмах Скалы. Время дойки прошло, не возвращается бурёнка. А рядом же, как на ладони! И пошёл отец вернуть заброду.

«Ты смотри, – сказал матери, – я ж всё время на глазах буду!»

«Ох, не ходил бы ты!» – заголосила мать, и на крик её набежали соседки чуть не с пол-улицы.

«Не вой! – успокаивал отец. – Вон, сколько народу собралось. Что станется при таком количестве свидетелей? До се, кто пропадал – без свидетелей». И пошёл.

– Вот так до бурёнки не дошёл, – показала мать расстояние с полметра руками, – и, вот так, на глазах у всех – раз! – и пощез!

– Как – «пощез»?! – ахнули сёстры, а самый младший племяш от неожиданности разревелся.

– Вот так и пощез! Был и не стало. Даже корова шарахнулась со страху и галопом домой примчалась.

Вызвали тут и властей, и милицию… Все ж видели… Всем и молчать велели. Вам сказали, мол, заболел батька, в больницу заразную увезли.

А был тут недавно приехамши учёный по аномалиям, Андрей Семенович. Ну, он, пока там акты и свидетельства составлялись, решил таки проверить. Отговаривали его, не послушал. Пошёл. Только дошёл до того места, так его не стало. А через миг, будто великанище какой его оттуда так и вышвырнул! Так и вылетел он оттуда, аж за крайними холмиками упал, у Фроськи угловой по-под забором. И лежит без чувств.

Увезли его в больницу, а он как на лет пятнадцать постарел и сморщился, и поседел, и борода косматая…

Вроде, поначалу ещё в себе был. Нянечки с больницы сказывали, что сам себе говорил, говорил, пальцами тыкал, ну, будто на магнитофон записывал – кнопки жал.

Вроде, там людей много. И скала там, высоченная и гладкая, как стекло. И он оказался у этой скалы, а из неё вдруг как рука вырвалась, да так пихнула его… он и вылетел наружу…

…Мать вздохнула. Утёрла кончиком передника подсохшие слезинки в углах рта, попутно – сопли у вжавшейся в её колени малявки. Спокойно уже, закончила:

– Не вылечили. Так теперь под церквой и сидит. А в Храм не входит: всё ему скала с рукой отталкивающей чудится. Молится, авось скроется рука, впустит его Господь в Храм свой.

А про отца акт составили, да пустой гроб зарыли, чтобы разговоров не было. Да так, будто все и поверили, что в гробу он-то был, все будто и забыли, как на деле было…

Мы ещё все подивились, повздыхали. Но сколько лет уж прошло… Разошлись, каждый своим делом занялся. А мать прилегла в своей комнатушке.

Я, укрывая её, всё вглядывался в портрет на стене. Отец… Юродивый сказал: «там много людей» – может, так и живёшь там, за странной завесой тайны, куда, оказывается, не всем и дорога открыта. Но всяк боится, что ему-то она откроется. Потому и не идут люди даже за собственными коровами-козами. Уж те гуляют, никаких тайн не видя и не ведая… Кстати, Олимпиада так и спать умостилась на вершине холма. Козлята кругом её расположились, – что твой каравай юбилейный на зелёном холсте.

Простой пример вешки. Кажется, он типичный абсолютно для всех обывательских семей. Замечание «Не забивай голову ерундой!» Однажды, на десятом или тысячном таком замечании, ты обращаешь внимание – к чему же конкретно это замечание относится. Приходишь к выводу, что «ерунда» для других, – очень важное для тебя. Перестаёшь реагировать, доказывать «мне это надо, мне это интересно», а просто начинаешь усиленно «забивать голову ерундой», всё более, всё лучше познавая этот предмет.

Вот здесь ясно прослеживается логическая цепочка очищение – равновесие – расширение сознания…