Георгий Георгий - Тля. Действие в трех актах

Ну, Вы только не подумайте ничего такого. Я нисколько не расстраиваюсь по этому поводу. Если не сказать совсем. И я даже скажу больше, я все еще способен испытывать чувство сострадания, если можно так выразиться, испытывать к людям и не только. К червякам, например которые ползут, ползут, ползут по мокрому асфальту; перекатываются из одной лужицы в другую, потом в следующую, и так до бесконечности, пока какие-нибудь штиблеты на огромной платформе с вбитыми гвоздями не опустятся, словно тенью из самой преисподней и не выдавят из них, этих слизких тварей все потроха. Из мух, муравьев, стрекоз и всякой прочей твари что ползает, жужжит либо забивается в микроскопические норки в коре деревьев. И я всегда опускаю глаза, когда вижу подобные вещи. Меня чуть не стошнило, когда я впервые увидел африканскую розу и Билли Мартышки. Вы только ничего не подумайте у нас девочки чистые и парни тоже. У нас с этим строго. Просто этот падонок насиловал совсем еще сопливых африканок и их матерей пока был типа «в отпуске». Да, здесь они под нашим надзором, под надсмотром всевозможных штатных сифилологов, венерологов под присмотром больших широких дяденек с тугим портмоне и в дорогих костюмах и прочих слюножуев. Но отдыхать ведь не запретишь, если хотите. Это четко регламентируется. Особенно на Рождество, я и сам не прочь куда-нибудь свалить. Раствориться закопаться в пляжном песке цвета яичной скорлупы где-нибудь на Багамах. Но правила никто не отменял. Не было и случая, ни одного говеного случая, чтобы я, каким бы то ни было образом отступал от кодекса или контракта, даже при походе в магазин за хлебом. Он, контракт, бумажка связывает меня, словно черная вдова навозную муху и я будто парализован, я будто стеклянный, а все остальное сделано из самой прочной стали. Ну а Билли Мартышка забил, видимо, на чертов контракт и вот получил гриб вместо хуя, по-другому, я и не знаю, как это назвать. Это не так страшно как могло бы показаться, но работать ведь с такой хуйней не будешь. Правильно ведь? На его место тут же находят нового хуя, да так быстро, что не успеваешь даже сопли высморкать, а он как ни в чем не бывало, возвращается на завод таскать металлические трубки и чугуны с раскаленным асфальтом. Хотя, это как повезет. Я бы сказал это самое лучшее, что ему светит, не будь он торчком, ведь все эти «порнозвезды» как их называют – лютые джанки. И если вы не знакомы с таким словом то, по крайней мере, догадываетесь, что оно подразумевает. А наркотики тема специфическая, это знаете как еще один новый мир в другом большом мире. Но мир этот жесток и не мир вовсе. Он – огромная жирная жадная подопытная крыса. И за каждый миллиметр, фут и дюйм взымается повышенная стоимость. Поэтому у Билли, например, раздулся член, поэтому девочки, что глотают малафью, если хотите, проглатывают на камеру, начинают все чаще и чаще непроизвольно рыгать, а те, что занимаются нарвасадатой – терпеть не могут молоко и моргают в совершенно нелепых ситуациях. А про тех, которые по первому зову оператора готовы облокотиться о спинку дивана и раздвинуть по шире ягодицы, про их запоры, плавно переходящие в адское недержание, вы и сами знаете, об этом и говорить не приходится. И все это, все унижения, истязания, дискомфорт, проблемы со здоровьем, если только их можно так назвать, все это дерьмо не забавы ради, а ради дозняка, еще одного и еще. А когда позвякивают тамбурины и меблированные комнаты переполняет запах брезента, пыльных патефонов из которых неумолкаемо льется Френк Синатра, то есть в Рождество, тут уж надо быть в полном боекомплекте. Рождество это самый пик долбоебизма, адских квестов и бэдов даже у самых прожженных торчков, век спаянных доверху набитых пластиковых пакетиков рассованным по всем имеющимся и не имеющимся у вас карманам, в общем, полный коллапс порноиндустрии, если хотите. Или мракобесие, которое традиционно проходит на моей вилле как вы уже, наверное, и сами догадались. Ничего особенного, чтобы вы не подумали, что что-то пропустили. Просто полнейшее расслабление, «релакс», жалкая попытка выкинуть из головы все эти серые низкие потолки в доверху набитых магазинах, метро, муторные очереди в банках и на биржах, серые костюмы, серые отсыревшие пустые коробки и длинные черные лужи на тротуарах. Не более того. Ни менее. Попытка забыть все неудавшиеся планы, съемочные павильоны с кроватями и диванами из папье-маше, с пластиковыми канапе и километрами, килограммами, тоннами бездарно потраченного времени за утренним кофе в чужих квартирах после ночных трипов, где все кажется реальным и не реальным одновременно. Но не в этот раз. Рождеством пахло в каждом уголке моей спальни. Портьеры на окнах автоматически раздвинули бельма, как только стукнуло десять. Обычно я просыпаюсь в 10, а вы? Я предвкушал, то первое, что я увижу: голубой шар над белым, белым как шкура агнца и даже еще белее газоном. Голубой шар был с отблеском желтого, желтого, но совершенно не холодного света. Словно песок, желтого. Я рывком поднялся из кровати с мыслью о том, что сегодня ни один херов ублюдок не наблюет в мой бассейн. Ни одно говно удолбанное не разобьет дорогущую итальянскую вазу в прихожей, никто, ни одно чмо не забрызгает семенем кожаный раскладной диван, фаянсовую с инкрустированными изумрудами крышку унитаза, кафельный пол на кухне. Там сегодня буду сидеть я и только я. Не будет зудящих физио, с побелевшими лбами. Гамом, шумом из глоток. А только я и мирно кипящий чайник. Он пустит сгусток чада, словно миниатюрный паровозик на кольцевой железной дороге, или соленая баржа. Какой-то мудозвон крикнет. Но через закрытое наглухо окно до меня долетит, дожужжит лишь слабая какофония. И ничего более. Ничего менее.