Кайркелды Руспаев - Горький аромат фиалок. Роман. Том второй

– А Рахат?

Ни один мускул не дрогнул на лице Бекхана. Он тоже пригубил коктейль, и ответил просто:

– Не хочется хаять человека за глаза…

Аликеев перебил его слишком быстро – возможно, пытался поймать на слове:

– А вы хотели бы его похаять?

– Знаете что, Талгат Мухамеджанович, – ответил Бекхан, еле заметно нахмурив брови, – Я не хочу лгать вам. Я знаю, кто такой Рахат, и что он делает, или, вернее, не делает на фирме. Я всю жизнь тружусь, поэтому не люблю бездельников. А Рахат – бездельник! И хам, к тому же. Вы, возможно, знаете об инциденте, тогда мне пришлось применить силу. Поверьте, я был вынужден это сделать, – ведь он перешел все границы.

– М – м… – протянул Аликеев, и, улыбнувшись, сказал:

– Значит, не любите бездельников?

Бекхан почувствовал, что босс готовит подвох. Но спокойно ответил на вопрос:

– Да, не люблю.

– Наверное, и меня считаете таковым?

Вот оно! Но Бекхан уже успел подготовить ответ.

– Нет, не считаю.

– Почему же?

– Потому что догадываюсь, какое беспокойное хозяйство у вас.

– Да?! – видно было, что Аликеев доволен ответом.

– Многие думают, что я бездельник, – сказал он потом доверительным тоном, – Но они ничего не понимают. Не будь меня, не будь моих ребят, здесь давно воцарился бы хаос. Анархия. Многие считают меня фигурой негативной, чуть ли не воплощением зла. Но это не так. Я – фигура необходимая. И я – воплощение справедливости.

Босс блеснул глазами. Вновь отпил глоточек коктейля и продолжал:

– Вот возьмем государственную машину. Вроде бы она должна быть столпом справедливости. У нее, у этой машины, много функций. Худо ли, бедно, но она справляется со своими задачами – руководит, планирует, подавляет. Но она не выполняет одну, самую важную задачу – не обеспечивает должную справедливость. И я ее не обвиняю. Нет, не обвиняю! А почему?

В этом месте босс уставился на собеседника. Бекхан должен был, либо спросить, почему, либо сделать вид, что не понимает. Бекхан просто пожал плечами.

– Потому что, – продолжал Аликеев, – машина эта связана по рукам и ногам государственными законами. Законами, которые не призваны поддерживать справедливость, которые не есть выражение справедливости. А есть набор каких-то, подчас абстрактных установлений и принципов. Абстрактных, и, пожалуй, и абсурдных.

И он воскликнул:

– Вот в чем корень зла!

Затем продолжал, еще раз приложившись к стакану. Видимо, это было его страстью – разглагольствовать о высших материях, попивая хороший коктейль.

– Возьмем какую-нибудь деталь этой машины. Такую важную, например, как аким области или мэр города. Они представляют государство, они, вроде бы должны быть столпами государства на местах. Но они, по сути, пешки. Они не могут быть гарантами справедливости. Потому что они сегодня здесь, а завтра их тут нет. Сегодня аким мечет громы и молнии перед подчиненными, а завтра – хлоп! – его перевели в другую область. И это в лучшем случае.

Аликеев улыбнулся и добавил:

– Конечно, я немного утрирую, но дело обстоит именно так.

Бекхан заметил, что босс любит это словечко – «утрирую». Он вставлял его в разговор, то и дело, по необходимости, и без оной. Очевидно, считал, что такие слова – удел высокообразованных и высокоинтеллектуальных людей.

– Да, – продолжал босс, и Бекхан продолжал слушать его с неизменным вниманием, – это в лучшем случае. А то возьмут и отправят этого столпа государственности в отставку. Если только не посадят. А я… я всегда на своем месте. И я сам по себе, – никому не подчинен, никому не подотчетен. И законы государства я принимаю постольку, поскольку они совпадают с моими принципами, с принципами истинной справедливости.

Аликеев, как и все паразиты, считал, или хотел, чтобы считали, что он несет обществу позитив. И старательно обосновывал этот тезис.

– Вот возьмем волка. Кто он? Вроде бы – воплощение зла. Во всех, или почти всех сказках волк – отрицательный персонаж. Это для детей. Но мы – взрослые люди и знаем – он санитар леса. И степи тоже. Все жалеют его жертв – слабых и больных животных. Ведь они и так обижены судьбой. Но люди не хотят понять – именно они и не имеют права на существование, и именно их, в первую очередь, истребляет хищник. Это жестоко? Да. Но я, волк, не виноват, что так устроена жизнь. И этого требует от меня природа. Она требует, чтобы безжалостно уничтожались, вырывались с корнем все больные и слабые особи, чтобы множились сильные и здоровые. И человек, дитя природы, вынужден жить, в первую очередь, по ее законам, а не по тому, что измыслил сам. Если, конечно, не хочет выродиться. И я – санитар нашего города, слежу за тем, чтобы соблюдался этот закон – самый справедливый, самый мудрый из законов.